Читать книгу "Принц Генри - Эмма Чейз"

Сара замечает, что я пялюсь на нее, и вскидывает голову.

– Что такое?

Неожиданно понимаю, что во рту у меня пересохло. Я ведь никогда не делал ничего подобного. Тот единственный раз, когда я говорил с девушкой о своих чувствах, предполагал руководство к действию или указание направления, ну и, конечно, много траха – сильнее, быстрее, да, вот это хорошо, да, не останавливайся.

Пытаюсь сглотнуть, и голос звучит хрипло, как у неопытного пацана на школьном дворе:

– Ты мне нравишься, Сара. Очень нравишься.

Она тоже смотрит на меня, а потом смысл моих слов доходит до нее, отражается в ее больших темных глазах.

– Я… ты… Ты мне тоже нравишься, Генри.

Она неотрывно смотрит, как я протягиваю руку, нежно беру ее кисть и подношу к губам, а потом нежно целую каждый палец. Даже ее руки так чертовски красивы.

У нее перехватывает дыхание, когда я переворачиваю ладонь и уже куда как более откровенно целую ее чувствительное запястье, чуть посасывая.

Мне нужны ее губы. Я уже и не помню, когда еще так сильно нуждался в чем-то… возможно, никогда.

Я наклоняюсь к Саре, и она прикрывает глаза. Касаюсь ее гладкой щечки, нежно охватываю ее лицо ладонью и припадаю к ее губам. Она такая мягкая и теплая, и такая чертовски сладкая. Я чуть поворачиваю голову, нежно втягиваю ее полную нижнюю губу, чуть посасывая, потом провожу по ней языком.

В тот самый миг Сара резко отстраняется, отворачивается и смотрит на свои руки. Щеки у нее так и пылают, и она тяжело дышит, такая красивая…

А потом все идет в задницу.

– Я не могу так, Генри, – она смотрит на кровать. – Я не могу быть с тобой.

– Но ты же со мной. Прямо сейчас.

Она качает головой.

– Не в том смысле.

– Почему же нет? Я думаю, ты потрясающая.

Она смотрит на меня так странно, и на ее лице отражается страх и печаль.

– Да, сейчас ты думаешь так. Но ты – Уиллоуби.

Почесываю в затылке.

– Это еще что за зверь? Типа кенгуру?

Она крепко зажмуривается и, кажется, лишается дара речи, не в силах произнести ни слова. А когда она, наконец, подбирает слова, я мечтаю о том, чтобы она никогда их не произносила.

– Нет, Уиллоуби из «Чувства и чувствительности». Тот самый персонаж, в которого влюбилась Марианна. Он был диким, эгоистичным, легкомысленным, и для него не существовало правил приличий. В итоге он разрушил ей жизнь.

– Сара, я не понимаю.

– Я не могу быть с тобой, потому что жду моего полковника Брэндона.

– Это еще что за хрен, Брэндон?

– Он серьезный и, возможно, немного скучный, но он по-настоящему любит Марианну. Он надежный, спокойный, романтичный и… правильный. Вот кто мне нужен. Вот с кем я бы хотела быть.

– Правильный? – Это слово застревает у меня в горле, словно шип. Соскальзываю с кровати и шагаю по комнате, пытаясь осмыслить, что она мелет. – Погоди-ка, дай мне разобраться. Ты не можешь поцеловать меня, потому что какой-то мудак из книги по имени Уиллоуби отымел – во всех смыслах – героиню по имени Марианна?

Сара фыркает и отмахивается.

– Когда ты говоришь об этом так, все звучит безумно.

– Да оно и есть безумно!

Сара крепко переплетает пальцы.

– Он разбил ей сердце. Это ее почти убило.

Смотрю на нее, и, кажется, что-то в груди болезненно надрывается.

– И ты считаешь, я поступлю с тобой так же?

– Я знаю, что так и будет.

– Потому что я – Уиллоуби?

Она коротко кивает.

– Потому что я – легкомысленный и эгоистичный и попросту не соответствую требованиям. И потому что ты ждешь, пока не появится кто-то получше.

Сара качает головой.

– Это все… не очень правильно.

Бывает такая боль, когда тебя ранит кто-то, кто тебе по-настоящему небезразличен. И эта боль проникает глубже, и ты страдаешь дольше, как от ожога – сначала чуть покалывает, печет, а потом все покрывается волдырями, и боль распространяется внутри, разъедая беззащитную плоть.

Оставляя внутри зияющую дыру.

Скрещиваю руки и усмехаюсь, словно мне все абсолютно по хрену.

– Как тебе вид с вершины твоей башни из слоновой кости, а, Сара? Наверное, здорово судить всех, кто ниже тебя, и при этом оставаться слишком высоко, чтоб никто не сумел дотянуться.

Она поднимается на колени на кровати.

– Все совсем не так. Ты мне небезразличен, просто…

– Просто я – эгоистичный, безответственный и для меня не существует никаких правил приличий. Да, я все правильно расслышал. Ты могла бы не утруждать себя всеми этими красивыми сложными словами и попросту назвать меня мудаком.

– Генри…

– А я думаю, что ты – труслива. Видишь, что я сделал? Сказал просто, лаконично.

Она бросает на меня тяжелый взгляд, потом тут же отводит.

– Я – не труслива. Просто… просто мне нравится моя жизнь именно такой, как она есть. Мне нравится…

Я подхожу к ее укромному уголку и хватаю первую попавшуюся книгу.

– У тебя нет никакой жизни. Ты прячешься в своей комнате, за книжками. И это чертовски грустно.

Голос Сары звучит нежно, но твердо.

– Я понимаю, что раню тебя, но не надо быть жестоким.

Смеюсь.

– Ты считаешь, что ранила меня?

– Ну никак иначе я не могу объяснить этот всплеск эмоций. Так что да, уверена.

– Это не всплеск эмоций – считай, что это будильник, – я трясу перед ней книгой. – Это не твои друзья, Сара. И никакой гребаный полковник Брэндон не выпрыгнет со страниц книги и не придет к тебе со своей любовью.

– Я знаю! – Взгляд девушки опускается к моей руке, к зажатой в ней книге. – Генри, осторожно… она хрупкая.

И это злит меня еще больше – то, что она думает, в первую очередь, о какой-то идиотской неживой вещице.

– Да ты хотя бы меня перед собой видишь? Господи, я же прямо перед тобой стою – настоящий и в отличие от тебя вполне живой, – я машу книгой, удерживая ее за обложку. – А тебя больше заботит гребаная бумага с чернилами!

И тут – все.

С треском корешок книги ломается пополам, и отдельные страницы разлетаются по всей комнате, падают на пол, как стая раненых белых птиц.

– Нет!

Голос Сары наполнен таким горем, такой болью, что это перекрывает мою собственную боль, и мой гнев испаряется, оставляя только сожаление.

Она падает на колени, собирает страницы, выхватывает у меня порванную книгу.