Читать книгу "Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - Михаил Трофименков"

Вторая попытка «большого» альтернативного фильма, снятая на Occidental Studio, искупила позор «Мученика». Сам Маркус Лов, создатель MGM, занялся прокатом «От заката до рассвета» (1913) в Нью-Йорке, да и по всей стране он шел в первоклассных залах, где его посмотрели сотни тысяч зрителей. Постановщик фильма Фрэнк Вулф, активист соцпартии, был, очевидно, первым идеологом революционного кино в США. Он мечтал переписать средствами кино историю классовой борьбы, как Гриффит переписал историю Реконструкции Юга после Гражданской войны в «Рождении нации». Утверждал, обосновывая использование мелодраматических приемов, что апеллировать надо не к сознательным рабочим, а к аполитичным массам, делая, однако, героями людей, задавшихся целью свергнуть существующий строй.

Революция на экране Вулфу вполне удалась в двойном хэппи-энде. Лидеры забастовок – сталелитейщик Дэн и прачка Карла – не только женились в финале. Дэн еще и побеждал на выборах губернатора своего штата и, вступив в должность, первым делом подписывал указ о введении социализма.

Еще один активный социалист, актер Джозеф Вейс, написал, вдохновляясь романом Чернышевского, сценарий «Что делать?» (1914). Сын фабриканта, влюбленный в профсоюзницу-стенографистку, ценой своей жизни останавливал классовую войну, но главным в фильме была не история вымышленной стачки, а напоминание о стачке реальной. В какой-то момент девушка упоминала события в Колорадо. Герой не понимал, о чем это она, но получал, наравне со зрителями, возможность узнать из серии флэшбэков о событиях, которым Эптон Синклер посвятит роман «Король уголь» (1917). Борьба шахтеров Колорадо в сентябре 1913-го – декабре 1914-го вошла в историю как самая кровопролитная стачка, унеся жизни от 70 до 200 человек. Ее жуткой кульминацией стала атака нацгвардии и наемников на палаточный лагерь шахтеров – «бойня в Ладлоу» 20 апреля 1914 года. Тогда погибли около 25 человек, включая двух женщин и одиннадцать детей, сгоревших заживо или задохнувшихся в палатке, подожженной карателями.

* * *

Впервые – и сразу с размахом – звезды оказались вовлечены в пропагандистскую работу, когда США вступили в мировую войну. Мэри Пикфорд, Дуглас Фэрбэнкс, Уильям Харт и Де Милль в 1918-м объехали страну, рекламируя третий военный «Заем свободы». В Нью-Йорке они выступали перед 150-тысячной толпой, в Вашингтоне – перед 75-тысячной, в Новом Орлеане – перед 40-тысячной. Уильям Макаду, министр финансов и зять президента Вильсона, не мог нарадоваться самому звездному агитатору – Чарли Чаплину.

Я вскочил на трибуну с ловкостью Фэрбенкса и безо всякой паузы, не переводя дыхания, сразу начал строчить, словно из пулемета: «Немцы уже стоят у вашей двери! Мы должны их остановить! И мы остановим их, если вы купите „Заем свободы“! Помните, что каждая купленная вами облигация спасает жизнь солдата – сына своей матери! – и приводит войну к быстрейшей победе!» Я говорил так быстро и пришел в такое возбуждение, что, кончив, спрыгнул с трибуны прямо в объятия [актрисы] Мэри Дресслер, она не удержалась на ногах, и мы с ней упали на ‹…› красивого молодого человека ‹…› который оказался заместителем военно-морского министра.

Так «бродяжка», едва войдя в большую политику, познакомился с «красивым молодым» ФДР.

Идея привлечь Чарли к военной пропаганде, возможно, осенила его близкого друга – писателя Роберта Вагнера, автора короткометражек с ковбоем Уиллом Роджерсом. Социалист и кооператор Вагнер часто оказывался под следствием за возмущение общественного спокойствия и не желал другу подобных неприятностей: участие в турне было хорошей страховкой для британского гражданина Чаплина. На родине его проклинали за то, что он не бросил Голливуд, чтобы подохнуть под Пашендале или Галлиполи «за Короля и Отечество». На приемной родине – за то, что не пошел добровольцем в армию. По почте ему присылали бандероли с белыми перьями – в английской армейской традиции это знак несмываемого позора для трусов. Никому не было дела до того, что волонтера Чаплина армия отвергла из-за малого роста и дефицита веса.

Турне не только «реабилитировало» Чаплина, но и принесло вожделенную независимость. После войны Макаду, отойдя от государственных дел, занялся организацией кинотрестов. Прибыв в Голливуд, он пригласил к себе в отель и облагодетельствовал тех, кто обеспечил успех «Займа свободы». Пикфорд, Фэрбэнкс, Чаплин и Гриффит при поддержке Уолл-стрит создали компанию United Artists.

* * *

Вагнер заинтересовал Чаплина социализмом, сведя в августе 1918-го с «разгребателем грязи» (как прозывали журналистов, обличавших жестокости капитализма) Эптоном Синклером, автором сенсационных «Джунглей» (1906) о чикагских мясохладобойнях.

«Верите ли вы в систему, основанную на погоне за прибылью?» – поинтересовался «социалист чувства», как назвал его Ленин, у богатейшего актера Америки: «бродяжка» уже владел пятью миллионами долларов.

Вопрос обезоружил меня. Но инстинктивно я почувствовал, что мы коснулись корня проблемы, и с этого момента ‹…› я отношусь к политике не как к истории, а как к экономической проблеме. – Чаплин.

В ноябре 1919-го Чаплин подружился еще с одной красной звездой: в Лос-Анджелесе выступал в защиту гражданских прав писатель Макс Истмен. Ему предстоит проделать полный идеологический круг: в 1922-м Истмен уедет в Советскую Россию, где женится на Елене – сестре Николая Крыленко, примкнет к троцкистам, чтобы наконец вернуться в лоно консервативного либерализма. Но пока что он – социалист-гуманист.

Истмена изумил и восхитил круг чтения Чаплина: кто бы мог подумать – Шпенглер и Джойс. И просто потрясло пылкое желание актера финансово поддержать журнал The Liberator, преемник знаменитого детища Истмена The Masses, запрещенного в августе 1917-го на шовинистической волне.

Второе за вечер потрясение Истмен испытал, развернув выписанный Чаплиным чек.

25 (двадцать пять) долларов!

Чарли любит радикальные идеи, любит поговорить за переустройство мира, но не любит платить за разговоры, тем более – за переустройство. – Истмен.

Чаплин не разделял личное и общественное. Он в равной степени не любил платить ни за переустройство мира, ни за спасение единомышленников. Многим есть что рассказать об этом.

В 1939-м в Голливуде без денег, работы и надежды мыкался Луис Бунюэль. Коммунисту, комиссару республиканского правительства Испании, на родине числившемуся в расстрельных списках, еще повезло. Накануне гибели республики он находился во французских Пиренеях, в Байонне, откуда – с товарищами, по его словам, позднее расстрелянными нацистами, – запускал воздушные шары с листовками, адресованными солдатам-франкистам. В Голливуд его командировал Марселино Паскуа, республиканский посол во Франции, – консультировать фильм «Груз для невинных» об эвакуации республиканцами Бильбао. Но Республика пала, Ассоциация продюсеров наложила табу на фильмы о войне в Испании, Бунюэль оказался на улице.

Не имея средств вернуться в Европу, я стал подыскивать работу. Я даже встретился с Чаплином, чтобы продать ему некоторые гэги. Отказавшись подписать петицию в защиту Республики ‹…› он просто надул меня.