Читать книгу "Клад Василия Блаженного - Виктория Лисовская"

— Не муж и не буду им! — тоже закричал Володя.

— Ну и замечательно! Не очень-то и хотелось!

— Чудесно! Великолепно! — Володя вышел из комнаты, крепко хлопнув на прощание дверью.

Лену душили слезы, но она не могла позволить, чтобы этот гад Яшин их увидел.

Она оделась, достала из чемодана зонтик и выскочила из квартиры под проливной дождь. Под козырьком подъезда она вызвала такси и направилась в ближайший торговый центр.

Шопинг и вкусное пирожное — лучшее лекарство от хандры.

* * *

В туалете крупного торгового центра Лена попыталась более-менее привести себя в порядок, немного подкрасила глаза, причесалась, умылась.

Ей было очень стыдно перед Яшиным за свою вспышку гнева, за беспричинную ревность. Кто она такая, чтобы ревновать его?

Да, конечно, было бы глупо предполагать, что у него нет своей личной «заи».

Так, об этом стоит забыть, проехать, жить дальше, она подумает об этом завтра.

Однако рецепт Скарлетт О’Хары в данном случае не помогал.

Еще немного походив по магазинам и так ничего и не купив, Лена на такси отправилась домой, точнее не домой, а в ту квартиру, где они со следователем остановились в городе Казани.

Дождь не прекращался ни на минуту, он даже стал сильнее.

Выскочив из машины, Лена спешно забежала в теплый подъезд. Несмотря на близость к центру, дом был старый, постройки шестидесятых годов прошлого века, и не был оборудован даже примитивным домофоном.

Лена, стоя на лестничной площадке первого этажа, пыталась отряхнуть и закрыть зонтик. Тут она краем глаза увидела какое-то движение у себя за спиной, но не успела оглянуться, как сильная мужская рука сзади схватила ее за шею. Лена только успела ойкнуть, как услышала хриплый шепот у себя над ухом:

— Не рыпайся, а не то хуже будет. — В бок уткнулось лезвие острого ножа.

— Что вы хотите? Денег? Возьмите, я сейчас достану кошелек, — медленно, стараясь говорить спокойно, сказала Лена.

— Не нужны мне твои деньги, отдай то, что было в дневнике, — снова зловещий шепот.

— В дневнике? В каком дневнике? — Лена была в шоке, откуда он знает про дневник? Это и есть убийца Ивана Васильевича?

— В том самом дневнике, не шути со мной. Лучше отдай по-хорошему! А не то недосчитаешься нескольких важных органов. — В бок снова ощутимо ткнулось лезвие ножа.

— Но у меня нет дневника. Я его отдала хозяйке, Элеоноре Каретниковой. — Мысли в голове Лены крутились в бешеном хороводе.

— Я знаю, что ты его отдала. Но не целиком. Что там еще было? Ну? Мне надоело ждать! — снова жуткий шепот за спиной.

— Погодите, я не знаю! Я не знаю, что вам сказать!

— Все ты знаешь!

Незнакомец угрожающе наклонился к девушке.

Лена похолодела от страха. Неужели вот так на грязном полу в подъезде незнакомого города закончится ее молодая жизнь?

— В дневнике больше ничего не было, — пыталась выкрутиться из сложной ситуации Лена.

— Нет, ты, наверное, меня не понимаешь, дрянь! А так?!

Лена была прижата лицом к грязной вонючей стене подъезда, руки заломлены за спину, сзади на нее навалился мужчина.

Но тут на лестничной площадке послышался шум и громкий недовольный рык. Лена краем глаза увидела огромную темную тень на площадке.

Рык повторился, незнакомец вздрогнул, нож в его руках, которым он пугал Синицкую, зашатался.

Тут какая-то грозная тень метнулась с площадки второго этажа:

— Эльза, взять!

Огромный черный доберман, который, скорее всего, и был Эльзой, вцепился в руку злодею. Завизжав от боли, тот грязно выругался и уронил нож.

Пошатываясь от страха, Лена отскочила в другой угол, где сползла вниз по стене. Она затравленно наблюдала за разыгрывающейся перед ее глазами сценой.

Эльза висела на руке у мужчины в черном. Тот же неестественно высоким голосом визжал и ругался. В какой-то момент он ухитрился пнуть собаку ногой и выскочить из подъезда.

К Лене подскочила маленькая старушка со смешными кудряшками, хозяйка Эльзы.

— Как ты, милая? Что случилось?

Лена неопределенно мотнула головой. По щекам снова потекли слезы.

— Девонька, брось ты своего хахаля, ты посмотри, что делает! Ну-ну, милая! Ну-ну, нельзя же так! — Старушка присела на корточки перед Синицкой, а доберманша Эльза с виноватым видом переминалась с лапы на лапу рядом.

— А ты, дурочка мохнатая, че, упустила злодея? — спросила ее хозяйка.

Эльза уныло тявкнула.

Старушка помогла Лене подняться.

— Ты новенькая в нашем подъезде? Раньше тебя не видела! А мы с Эльзочкой выходим, смотрю, парень на тебя напал! Вот негодяй! Ну, ничего, ничего, хорошая моя! Выпей чайку горячего, сладенького, нервы успокой!

Лена кое-как вытерла слезы и нагнулась над ножом, который выронил злодей. Это был сиреневый ножичек для писем, тот самый сиреневый ножичек, который когда-то принадлежал Ивану Васильевичу Плотникову. Забрав его, хромая, Елена Синицкая поднялась на нужный ей этаж.

На шум открывающейся двери в прихожую вышел Яшин.

— Ой, Лена, что случилось?

Она показала ему сиреневый ножичек, а затем прижалась к крепкому мужскому плечу и сквозь слезы, сбивчиво и невнятно, рассказала следователю о том, что произошло в подъезде пару минут назад.

Град Москов. 1591 год

Высокая круглолицая девушка с изящным резным коромыслом медленно шла по внутреннему двору усадьбы. С тех пор как сгинул батюшка Иван Феодорович, дела в доме сильно ухудшились. Пришлось продать и половину конюшни, многих красивых жеребцов, дарованных зодчему благодарными посадскими людьми, пришлось уменьшить и дворовую челядь, которую тоже кормить было нечем. Если так дела пойдут и дальше, то мать Матрена будет продавать свои украшения, в замужестве подаренные. А пока всю работу во дворе выполняла старшая Настена и братья ее родные.

Настена глубоко вздохнула.

Кто же ее теперь, бедную, замуж возьмет? Без отцовского благословения и без хорошего приданого! А то матушка скоро и приданое дочернее продавать примется.

Настена снова вздохнула. Двенадцатый год уже минул, пора, давно пора сватать девку, скоро уже поздно будет! Неужели в старых девах останется?

Тьфу-тьфу, от лукавого!

От такой страшной мысли девушка даже ойкнула и в сердцах ногой топнула.

Нет, так дело не пойдет. Не бывать сему! Надо сегодня же с матушкой поговорить родимой, и пусть сватают, пока еще хоть что-то за душой есть, пока в сундуке еще приданое осталось.