Читать книгу "Высшая каста - Иван Миронов"

– Матрица? – Владимир посмотрел на часы, показывающие несуществующее время.

– Нет, – Пшеничный покачал головой. – Матрица была оболочкой, скрывавшей реально существующую систему. Здесь же нет ничего реального. Существует только то, в чем мы убеждены. Все законы природы и времени – это информационные шаблоны, которые навязывают нам условную логику и условный смысл нашей условной жизни. Хотя некоторым и удается вырваться за флажки.

– Кому же? – Мозгалевский пригладил волосы.

– Ну, всяким гениям и психам. – Пшеничный зацепил взглядом едва заметную ухмылку товарища. – Ты это зря, Володь. Я здоровый. Точнее, как говорит мой врач, условно здоровый, хотя мне это очень мешает до конца понять и разобраться в том, что я тебе толкую. Завидую шизофреникам, у них отключен разум, поэтому им открыта истина. Шизики воспринимают мир через призму неделимого единства, в котором временная последовательность событий бессмысленна, ведь так называемые прошлое, настоящее и будущее находятся в одной информационной плоскости. Шизики могут подключаться к морфологическому полю любого человека даже на расстоянии и читать его, как текст, от начала до конца жизни. Улыбаешься?

– Если ты прав, тогда почему они не предсказывают будущее?

– Они не видят в этом смысла. Осмысленность действий – это бремя здорового человека. Предсказывать будущее удается единицам в пограничных состояниях: гадалкам, старцам, шаманам, когда они выходят за пределы личности. Есть еще одно. Того, что постигается многолетними духовными практиками, можно достичь с помощью психоделиков. Например, под ЛСД не существует пределов пространства и времени. В измененных состояниях люди сообщают информацию о прошлом и будущем, которая не могла быть им известна, но их «подключение» к информационному полю носит хаотичный характер. Они видят, но без духовного зрения, не понимают и не управляют информацией. Если злоупотреблять такими опытами, то нормальное сознание, сталкиваясь с информационными потоками, которые не может осмыслить, деформируется, и ты сваливаешься в безумие. Не может человек долго оставаться нормальным, когда его собственные знания, убеждения и опыт отрицают все, что он видит, слышит и чувствует.

– Получается, с помощью одной таблетки можно постичь знания, которые достигаются годами поста и молитвы? Первый путь ведет к Богу, другой – к безумию, – пробормотал Мозгалевский и потянулся к сигарете, которую достал Пшеничный, но стеснялся закурить.

– Бог – это эфир! Бог – это голограмма Вселенной. Бог – это информационное поле. Бог – это каждый из нас. – Вася словно говорил в себя, отрешенно уставившись в угол.

– Скорее, в каждом из нас. – Мозгалевский крутил незажженную сигарету между пальцами.

– Достоевский еще в «Бесах» говорил: «Кто победит боль и страх, тот сам станет бог… Кто убьет себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас бог станет». – Пшеничный яро дышал, глаза его налились кровью, а кулаки сжались до хруста.

Мозгалевский поспешил поднести ему спирта, проглотив который Василий вновь вернулся к блаженному спокойствию.

– Ты не жалеешь, что так получилось с семьей, карьерой? – Мозгалевский прикурил наконец сигарету и, затянувшись, раскашлялся.

– Можно? – Пшеничный жалостно держал в руке масляный кусочек наркотика, на что Мозгалевский лишь молча кивнул.

– Знаешь, я всегда мечтал жить за городом, в соснах, в уединении размышлять, ни от кого не зависеть и быть на голову умнее всех вас. – Василий захихикал, наполняя плотным дымом пластиковую бутылку. – И почему-то никогда не мечтал о семье, успешной работе. Чтобы я женился, хотели только мои родители, а карьера – это дежурное тщеславие. Знаешь, почему все наши мечты сбываются? – Вася вдохнул серебристый дым.

– Все ли? – усмехнулся Мозгалевский.

– Все, если это мечта, а не сиюминутная блажь. Мечты – это подключение к эфиру, мы просто снимаем информацию, что с нами произойдет. Той же природы и интуиция.

– А почему мы тогда не видим горя? – возразил Владимир.

– Потому что не хотим его видеть, страх блокирует информацию.

– Ты хочешь сказать, о чем бы человек ни мечтал, он это получит? – Мозгалевский рассмеялся.

– Конечно! Это же очевидно! Спроси свою девушку, о чем она мечтает, – Вася оглянулся на дверь.

– Я и так знаю. Коттедж на Подушкинском шоссе, «Бентли» и придурка богатого, от которого она наконец сможет забеременеть.

– Правильно! Но она же не мечтает о мировом владычестве, бессмертии и неувядаемой красоте.

– Складно как у тебя получается. – Мозгалевский закусил губу, наблюдая, как Пшеничный ест дым.

– Со временем мечты могут корректироваться в зависимости от изменений эфира.

– Так ты же только что сам утверждал, что все предопределено, а наши биографии давно за нас написаны. – Владимир наконец нашел брешь в логике сумасшедшего.

– Если ты помнишь, был такой Василий Шульгин. – Пшеничный отставил бутылку и уселся на диван.

– Который отречение у Николая Второго принимал?

– Он самый. У него очень любопытная биография. Родился в 1878 году, отчаянный монархист и националист, избрался в Думу и вместе с Гучковым принимал отречение императора от престола в Пскове в марте 1917 года, потом Белое движение, эмиграция. В итоге оказался в Югославии, после освобождения которой советскими войсками в декабре 44 года был арестован Смершем. Его приговорили к двадцати пяти годам заключения и отправили отбывать срок во Владимирский централ. А ему в то время почти исполнилось 70 лет. Оттянул червонец и в конце своего восьмого десятка был освобожден по амнистии. А умер он на 99 году жизни. До конца дней Василий Осипович увлекался мистицизмом. Так вот, в конце своего земного пути он утверждал, что жизнь человека предопределена под знаком зрелой или незрелой кармы. Незрелая карма – когда человек может изменить свое будущее, под зрелой кармой каждый наш шаг предопределен, а каждое событие предначертано. При этом сам Шульгин считал, что вся его жизнь прошла под знаком зрелой кармы.

– А как распознать, что в твоей жизни ожидаются изменения? – Мозгалевский со студенческим азартом вслушивался в негромкое повествование товарища.

– Ты никогда не сталкивался со странными совпадениями? – с пафосом гуру спросил Пшеничный.

– В смысле? – качнул головой Мозгалевский.

– Ну, стоит тебе о чем-то подумать, и это тут же звучит из телевизора. Или застрявшее в твоей голове число целый день навязчиво повторяется на номерах машин.

– Конечно, иногда кажется, что чердак течет.

– Это происходит со всеми в момент информационной трансформации и достигает своего пика, когда вот-вот должна произойти новая реализация. Система, словно перезагружаясь, дает мелкие сбои. Юнг описал эти процессы в своей концепции синхроничности.

– Неужели от нас ничего не зависит? – повторил свой вопрос Владимир.