Читать книгу "Руны и зеркала - Елена Клещенко"

Марго забросила за спину концы шарфа, вздохнула и зашагала через арку – гулять по незнакомому городу.

Сначала она очень парилась, как же без фоток и коротких постингов в снизер запомнить все, что видит. И потом никак не могла вспомнить, что видела первые сто метров. Да и не было ничего прикольного – машины, толпы на тротуарах. Потом решила запоминать только то, что понравится, и сразу стало легче.

Вот провал между высокими домами – низенький домик с каким-то кафе и крона дерева за ним. Похоже на окно в стене. А в нескольких шагах, возле платной стоянки, прямо под ее бегунками, на лоснящемся тротуарном покрытии что-то написано. Не реклама – неразборчиво и много, не пожалел человек широкого светло-голубого маркера. Стихи, только в строчку.

«Я боюсь, что слишком поздно стало сниться счастье мне, я боюсь, что слишком поздно потянулся я к беззвездной и чужой твоей стране. Мне-то ведомо, какою ночью темной, без огня» – дальше колесо и борт наглой японо-марки, взгромоздившейся на тротуар.

Пешеходный светофор засветился зеленым и тоненько запел, Марго свернула в переулок. Там сразу тишина, машины проползают осторожно, и слышны голоса прохожих. «У м-ня бар-булька на складе, она ж дорогая…» – толкует небритый и не очень трезвый дядя кому-то невидимому. Псих? Нет, вот она – гарнитура в ухе. Барабулька у него на складе. Кажется, морская рыбка. Поэтому и дорогая, наверное. И никому не нужна? Или, наоборот, до того нужна, что необходимо срочно приставить охрану? Мы, москвичи, такие…

Все еще размышляя о барабульке, Марго увидела впереди деревья и между ними зеленое зеркало воды. Карта сообщила, что она на Малой Бронной. Под ногами среди рекламных баннеров – нелегальная надпись, уже не маркером, а краской, если поймают – штраф в размере минимального оклада: «НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ». Спасибо, но предупреждение опоздало. Вчера надо было.

Старые, могучие каштаны и липы. Листья каштанов уже побило ржавчиной по краям. Марго пошла вдоль невысокой решетки, разглядывая тех, кто гулял по дорожкам у пруда. Они на нее совсем не обращали внимания, как будто она глядела сквозь стену. Мальчик сосредоточенно учится ездить на электроскейте, тренирует равновесие и нажим стопы (и почему, интересно, ты не в школе, юный инфринджер? Вот так и начинается: сначала уроки прогуливаем, потом от армии косим…). Чернокожий красавец с дредами нежно поправляет дреды на голове у белой подруги. К фонарному столбу прилеплен лист:

«КОТ!!! В миру примерно год. Дрессурой не замучен, но к ящику приучен. И стол, и стул хорош, возьми его кто хоть».

И фотография полосатого Кота на чьих-то джинсовых коленях. Сколько поэтов в Москве, аж плюнуть некуда. Одна Марго не поэт.

Сквер кончился, на углу кирпично-красного дома открылась дверь, из которой запахло кофе и плюшками. Кофейня «Маргарита», ха! Дальше началась скука: магазинчики винные, цветочные, подарочные, бутики, деловые центры, банки, шикарные безымянные конторы «кому-надо-тот-знает» с чугунным литьем у подъезда и тонированными стеклами в окнах… Всё гладко оштукатуренное, покрашенное в приятные цвета и, как Марго усвоила с детства, абсолютно ненужное им с матерью, кроме, может, аптеки и продуктового магазина. Но есть Марго не хотела, а лекарства от призыва в аптеке не купишь.

Справа опять потянулся парк, но уже реденький, неухоженный и за высоким забором из чугунных прутьев. По тротуару впереди идут девочка с белой косичкой, ее мама или бабушка. Одинаково шагают ноги в черных брюках. Голос девочки, немного слишком громкий, немного странные интонации. «Мы вмефьте и не ффоримся, значит, все хорошо. Правильно я фказала? – Правильно», – у мамы голос хрипловатый от усталости, но ласковый.

Направо переулок, вдоль проезжей части тянется широкий газон, и на нем, как на стрелке посреди реки, цоколь памятника. Колонка, увенчанная семисвечником, над ней маленький человек в широком и длинном сюртуке молча всплеснул руками – левая воздета к небу, правая сердитым взмахом ладони указывает вниз. («Господи, Ты видишь это, или Тебе показать?!» – как говорил учитель физики в школе, Борис Ефимович, когда проверял контрольные.) Внизу, на площадке из полированного гранита, уютно поджав колени, спит другой человек, живой, – потрепанный, краснолицый, в теплой одежде. Посмотреть, кому памятник, Марго забоялась.

Напротив дом с глухой стеной, почти без окон, на ней мозаика. Странная – никакого смысла, будто взбесилась облицовочная плитка, и никакой рекламы. Театр – точно, это и есть Театр на Малой Бронной, видела в Афише. Рядом – «Мода и стиль для кошек и хорьков». Ну вот зачем так, клиентов надо уважать, хотя бы на словах. Или это спектакль, а не услуга?

О, а вот Тверской бульвар, наверное, он ведет к памятнику Пушкину, только бы сообразить, в какую сторону… По бокам особняки, черное кружево балконов. Марго побрела по ровной дорожке между изумрудными газонами. Липы, клены, тополя такие толстые, что хочется их обнимать. Вместо Пушкина почему-то оказался Есенин, а внизу лежал, подогнув тонкие ножки, жеребенок пегаса, крылатый, бронзовый с золотыми пежинами там, где его гладят. Здесь Марго поняла, что устала. Села на скамейку, задрала вверх голову, чтобы глядеть на небо и ветви – а мимо кришнаиты понесли сине-золотую хоругвь: «Харе Кришна, ха-аре Ра-ама…»

«Осень пахнет озоном», – набрала Марго. Отхлебнула крепкого мясного бульона из кружки. «Солнце» – а что солнце? Светит? Это тупо. Ладно, про природу потом. «Здесь люди пишут стихи на тротуаре» – посмотреть, чьи это стихи, может быть, выйду на поэта… ах да, посмотреть нельзя. Есть библиотека на накопителе, но в ней поиск какой-то кривой, вместо кнопки «найти» почему-то «листать». Глупо. Хорошо, пусть просто стихи. «И даже объявление на столбе написано в стихах» – и стол, и стул хорош, возьми его кто хошь. Кажется, именно такое Соло имел в виду, когда говорил о «ненастоящих стихах». Ладно, плевать, оставим стихи на тротуаре.

много людей, и все ониу меня барабулькаветер кружит осенний лист, которыйобрывки слов и случайные лица складываются

Первая строчка снова и снова принималась робко расти, останавливалась, потом черные буквы на белом фоне делались белыми в черном прямоугольничке, и небытие поглощало их. Стоп, родная, так ты далеко не уедешь. Начни с начала, продолжай до самого конца, в конце остановишься.

кленовый лист, во дворе старичок с собакой, осеннее солнце, маленький домик среди больших, стихи «я боюсь что слишком поздно стало сниться счастье мне», барабулька на складе, никогда не разговаривайте с неизвестными, пруды за деревьями

– бессвязица росла гораздо увереннее, скоро получился целый абзац. И если проглядеть его весь сразу, довольно… интересный, типа, несмотря на бредовость. Были в нем и осень, и солнечный свет, и загадки.

А теперь берем каждый пункт и расписываем внятно. Как будто это у меня облако тэгов, а теперь надо прописать, куда они ведут. Нормальные люди делают наоборот, но если тексты не в файлах, а у меня в голове – по-другому не выйдет.