Читать книгу "Мятежная любовь - Евгения Телицына"

А я, подхватив остатки выпивки, переместился к себе.

Я решил послушаться Асмодея. И сделать тест. Какой бы дикостью это не казалось.

У нас в Аду есть разные способы проверки искренности притязаний и верности супругов. Но в этот раз я решил довериться человеческим технологиям.

Ждать дольше. Но мне уже и некуда торопиться…

Так что я окопался в своем кабинете. Пил. И ждал.

Пока слуга не сообщил, что тест готов и что на пороге дома бушует Инга…

Пытка двенадцатая: решающая

Слабый сомневается перед тем,

как принять решение; сильный — после[1].

В какой-то момент я просто решила, что мое терпение лопнуло. Хватит ждать, пока Сат осознает, что не прав. Пора идти и… Ругаться, мириться, вправлять ему мозги, зацеловать до полусмерти… Сделать хоть что-нибудь!

До резиденции Сатаны я добиралась пешком. Шла и размышляла, что делать. Что сказать. Чего точно не стоит говорить.

Но ни один мои план не учел, что меня попытаются не пустить.

Какой-то бесенок — охранник настойчиво требовал, чтобы я ушла. Мотивируя это тем, что «Верховный занят, никого не принимает».

— Ты знаешь, кто я? — устало поинтересовалась я после десяти минут ругани.

— Нет, — честно признался молодой бес.

— Тогда иди и найди того, кто знает Ингу — женщину твоего господина! — рявкнула я.

Озадаченный охранник испуганно отшатнулся. Потом захлопнул перед моим носом дверь.

— Замечательно… — пробормотала я, услышав звук удаляющихся шагов.

Наверное, я бы попыталась вскрыть замок, если бы через минуту не появился другой бес. Пожилой привратник извинился и пропустил меня внутрь.

— Он в кабинете, — шепнул и исчез в боковом коридоре.

В святая святых Сатаны я вошла без стука.

— А я ведь просил их тебя не впускать… — обреченно пробормотал Сатана, даже не подняв головы от бумаг.

Выглядел властелин гнева неважно. Осунувшийся, бледный… Под глазами залегли тени. А руки, сжимающие какой-то листок, мелко дрожали.

Вся моя злость моментально испарилась. Более того, я испугалась за Верховного. Он казался… сломленным.

— Сат, что случилось?

— Инга, тебе лучше уйти.

Естественно, я не послушалась. Наоборот, обойдя широкий стол, встала прямо перед ним.

— Неужели ты думаешь, что от меня можно откупиться свободой, Верховный? Или ты решил, что я была все это время с тобой только из-за страха смерти? Или, может быть, я сопротивлялась и не звала тебя в ловушку только чтобы поиздеваться над собой?..

— Инга…

Я не дала себя перебить:

— Я люблю тебя, Сатана. И мне плевать, что ты там себе придумал. И почему решил меня бросить. Даже плевать, что ты, возможно, не любишь меня. Но мне не плевать на тебя самого. И мне больно видеть тебя таким. Расскажи. Выговорись. Я вряд ли помогу — чем может простая чертовка помочь Верховному? Но тебе станет хотя бы чуточку легче.

Сат наконец-то поднял на меня взгляд. Винного цвета глаза, сейчас потемневшие настолько, что казались двумя бездонными черными омутами, долго изучали мое лицо. Пальцы на листке сжались так, что побелели костяшки.

И сам он весь подобрался, будто готовился прыгнуть с высоты в пропасть.

— Расскажи, — прошептала я, коснувшись его щеки.

И он не выдержал. Листок полетел на пол, а трясущиеся руки сгребли меня в охапку. Он рывком притянул меня к себе на колени, обнял так, что хрустнули кости. И, уткнувшись мне в волосы, начал рассказывать. Быстро, глотая слова, перескакивая с одного на другое. Так, словно боялся, что если прервется хотя бы на секунду, то уже не сможет договорить.

Я не перебивала. Слушала.

Сначала это казалось нелепицей. Злой шуткой. Но потом он поднял с пола листок с анализом. Показал мне. И тихо подвел итог:

— Тебя похитил мой сын, чтобы отомстить мне за то, что я не признал его. Как скажи, я могу быть с тобой, после всего этого?

— Молча, — не задумываясь, выпалила я.

Мы не можем отвечать за грехи наших отцов. Как и не можем отвечать за грехи детей, которых даже не знали. Мать Эвона сама скрыла свою беременность. Сама ушла от Верховного. Но корящий себя за мое похищение Сатана покорно взял на себя вину и за это.

И все это заставляет меня любить его еще больше.

— Я люблю тебя, Верховный. И ни в чем не виню. А Эвон… если Семерка согласится, я не буду против того, чтобы он дышал. Даже здесь. С нами. В этом доме. В конце концов, одну бывшую мятежницу ты и приютил и перевоспитал…

Я отстранилась и посмотрела на него.

Верховный был потрясен. И смотрел на меня так, словно мои волосы трансформировались в оленьи рога.

— Ты не можешь так думать. После всего…

— Я. Тебя. Люблю. — Повторила я. И мягко поцеловала его в губы.

Сат оцепенел. Но я была настойчива. Так что вскоре он расслабился и ответил на поцелуй.

Легкие касания, едва ощутимые прикосновения. А потом он отстранился и прошептал:

— Я тоже тебя люблю. Больше жизни. Сильнее ярости. Люблю тебя так, что каждая минута вдали от тебя кажется вечностью. Люблю до безумия…

— Тогда больше никогда не смей оставлять меня, — картинно нахмурилась я.

— Больше никогда, — выдохнул он и поднялся с кресла…

На этот раз все было иначе. После всего, что было сказано. Он крепче обнял меня и понес к кровати.

Я позволила себе расслабиться рядом с его твердым теплым телом. Позволила себе забыть все, что произошло между нами с самого начала. Приказала себе жить только этим мгновением.

Он положил меня на кровать. Так аккуратно, как будто я была хрупкой фарфоровой статуэткой.

Отступил и стал стягивать с себя рубашку.

— Позволь мне, — прошептала я, вставая.

Мне хотелось раздеть его. Хотелось прикасаться к нему. Медленно. Никуда не торопясь. Смаковать эти новые старые ощущения.

Довольно улыбнувшись, он раскинул руки в стороны:

— Я весь твой, любимая.

Я начала расстегивать пуговки, постепенно оголяя мощную грудь, рельефный пресс, широкие плечи.

Пока он следил за мной жадным взглядом, я медленно гладила загорелую кожу. Каждый сантиметр его тела был налит силой и напряжен, каждая мышца была твердой и упругой.

Он вздрагивал от каждого моего мягкого прикосновения.

Я подняла взгляд на его красивое лицо. Заглянула в темные винные глаза. И потянулась к чувственным губам.

— Ты самый красивый черт, которого я когда-либо видела в своей жизни, — шепнула и поцеловала.