Читать книгу "История сироты - Пэм Дженофф"

– Ты хорошо справилась, – говорит она, наконец. Но она говорит это сдержанно, а на ее лице – беспокойство.

– Я знаю, я опоздала во время последнего броска… – начинаю я.

– Тс-с-с.

Она отгоняет меня, не отрывая глаз от палатки. Я слежу за ее взглядом, который устремлен на мужчину, сидящего на первом ряду. На нем форма СС. Тогда я чувствую тошноту. Я бы заметила его, если бы он сидел там во время первой половины выступления. Наверное, он зашел во время антракта. Я не заметила его, потому что слишком нервничала.

– Он здесь просто чтобы посмотреть представление, я уверена, – говорю я, желая приободрить ее. Но в моих словах нет уверенности. Откуда здесь немецкий офицер? У него расслабленное выражение лица, он смотрит на то, как дрессировщик уговаривает больших кошек делать различные трюки. – В любом случае, ты должна предупредить Петра, чтобы он не выступал с тем номером… – Я осеклась, понимая, что она не слышит меня, но жадно смотрит на офицера из-за занавески.

– Я знаю его.

Астрид говорит это спокойно, но лицо у нее бледное.

– Немца? – Она кивает. – Ты уверена? – спрашиваю я, несмотря на то что у меня сдавило горло. – Они все на одно лицо в этой ужасной форме.

– Это коллега моего мужа. – «Бывшего мужа», – хочу поправить ее я, но сейчас это кажется глупым.

– Ты не можешь идти туда снова, – дергаюсь я. Для меня выступление уже закончено, но у Астрид еще один номер на испанской паутине. У меня все сжимается в груди. – Надо сказать герру Нойхоффу.

– Ни за что! – шипит она, теперь ее голос звучит уже скорее раздраженно, чем испуганно. – Я не хочу, чтобы он волновался еще и из-за меня. Если я не могу выступать, я бесполезна. – Если Астрид не будет выступать, помощь герра Нойхоффа будет просто благотворительностью. Она смотрит прямо на меня. – Это будет конец. Поклянись, что не скажешь ему. Никто не должен знать.

– Давай я выйду вместо тебя, – умоляю я. Конечно, мое предложение – лишь пустые слова, я не тренировалась на веревках и не пробовала ничего, кроме трапеции.

Я оборачиваюсь и безнадежно смотрю по сторонам. Если я смогу найти Петра, он мог бы уговорить Астрид не выходить на сцену.

– Астрид, пожалуйста, подожди…

Но уже слишком поздно – она бодрым шагом выходит на арену, распрямив плечи, полная решимости. В этот момент я вижу, насколько она на самом деле смелая. Я испытываю восхищение и ужас одновременно.

Астрид поднимается не по той лестнице, по которой поднималась ранее. На этот раз она повисает на атласной веревке, точно подвешенная в воздухе. Я задерживаю дыхание, всматриваясь лицо немца и пытаясь понять, узнал ли он ее. Но он смотрит на нее, слишком очарованный, чтобы что-то заподозрить. Она рассказывает историю, декоративная ткань развевается от ее движений. Действие полностью захватило его – и весь зал. Впрочем, я все еще в ужасе, мне тяжело дышать. Красота Астрид и ее невероятные навыки точно громогласный рупор, который может раскрыть ее истинную сущность.

– Спряталась на самом видном месте, – задумчиво говорит Астрид, выходя из шатра под оглушительные аплодисменты. В ее голосе звучит самодовольная нотка, какая-то часть ее довольна тем, что ей удалось провести немца. Но когда она разматывает бинты, руки у нее дрожат.

А потом все заканчивается.

Все выходят на финальный поклон, цирк еще раз предстает перед публикой во всем своем великолепии. Я забираюсь на лестницу, как велела мне Астрид, и наш финальный поклон происходит на платформах наверху, мы не летаем, а просто вытягиваем одну ногу в воздух, как балерины. Дети неистово машут артистам, чьи тела блестят от пота, они скромно кивают в ответ, как актеры, не выходя из своей роли.

После этого некоторые артисты оставляют автографы толпе, собравшейся у заднего двора. Я с тревогой смотрю на то, как Астрид принимает похвалы, возможно, ей лучше было бы уйти. Но немецкий офицер не приходит сюда.

В самом дальнем углу двора я вижу Петра, он не оставляет автографы, а ходит туда-сюда, разговаривая сам с собой так же напряженно, как до начала представления. Он прокручивает в голове свое выступление, ищет ошибки, отмечает то, что он должен исправить в следующий раз. Цирковые артисты такие же въедливые, как танцоры балета или пианисты на концерте. Каждый маленький изъян – это зияющая рана, даже если никто ничего не заметил.

Когда последняя программка подписана, мы начинаем двигаться к поезду, мимо рабочих, которые убираются и кормят животных.

– Когда-то после первого вечернего выступления запускали фейерверки, – отмечает Астрид, вглядываясь в темное небо.

– А теперь нет? – спрашиваю я.

– Слишком дорого, – отвечает она. – Да и в наши времена взрывы уже никого не веселят.

Меня охватывает усталость. Все кости болят, а кожа остывает вместе с высыхающим потом. Все, чего я хочу, – это вернуться к Тео и упасть рядом с уютным теплом его тела. Но Астрид уговаривает меня пойти в вагон-гримерку, где мы вешаем свои костюмы и снимаем макияж. Она втирает в мои плечи теплую мазь, она пахнет сосной и немного щиплет.

– Я просто хочу пойти спать, – возражаю я, пытаясь увернуться от нее.

– Наше тело – это все, что у нас есть на этой работе. Надо о нем заботиться. Завтра ты поблагодаришь меня за это, – обещает она, ее пальцы с силой разминают мою шею. Мышцы горят огнем.

– Ты чудесно выступила, – продолжает Астрид, она говорит это нежно и искренне, вот она, похвала, которую я так ждала. Мое сердце пропускает удар. – Конечно, твои ноги могли быть немного прямее на втором броске, – добавляет она, спуская меня с небес на землю. Астрид – это Астрид. – Завтра мы сможем это исправить.

Я думаю о завтрашнем дне, и передо мной расстилаются дни бесконечной практики и выступлений.

– Я горжусь тобой, – добавляет она, и я чувствую, как на щеках у меня проступает румянец.

Мы уходим из гримерки в вагон-спальню. Вдруг я останавливаюсь. Я все еще переживаю из-за того немецкого офицера, который видел ее, из-за того, что он может узнать ее. Астрид не скажет никому, но должна ли сказать я? Я смотрю в сторону вагона Петра. Он заботится о ней, я знаю это. Он тот, кто лучше всех сможет обеспечить ее безопасность. Но если я обращусь к нему, он расскажет Астрид. Я думаю о герре Нойхоффе. Я почти не говорила с ним с момента, как я оказалась в цирке, но он всегда был добр ко мне. Это его цирк. Конечно же, он будет знать, что делать. Я вижу перед собой сердитое лицо Астрид, слышу ее голос: «Никто не должен знать». Она будет в бешенстве, если узнает, что я пошла против нее. Но герр Нойхофф владеет этим цирком, для того, чтобы защитить Астрид, лучше всего будет надеяться на него.

Я так хочу скорее оказаться рядом с Тео. Он, конечно, будет спать – но сначала я должна сделать кое-что еще.

– Я кое-что забыла, – говорю я, повернув обратно до того, как она начнет задавать вопросы.