Читать книгу "Звёздные Войны. Battlefront II. Отряд «Инферно» - Кристи Голден"

Зато здесь росло дерево шин’я. Согласно традиции, его посадили таким образом, чтобы ветви свисали над маленьким каменным бассейном. Вода не была стоячей, а медленно перетекала через плоский край во второй бассейн. Оттуда она уходила в трубу, где незаметно подвергалась быстрой и эффективной очистке, после которой ее даже можно было пить. В зеркальной поверхности отражались голубое небо и яркие листья. Дерево зашелестело от легкого ветерка, и багряный лист, оторвавшись от ветки, спланировал в бассейн.

Тонкий красный завиток лениво закружился в воде, вымывавшей пигмент. За первым последовали второй, третий, четвертый. Казалось, будто из умирающего листа вытекает кровь. По народным поверьям, некогда дерево было молодой женщиной, которая перерезала себе вены, когда ей запретили выходить замуж за любимого.

Вода медленно, как на похоронах, несла опавший листок с его пышным багряным шлейфом к краю бассейна. Иден смотрела, как он завис на кромке, затем грациозно свесился вниз и скрылся из виду.

Деревья, как ни парадоксально, сохранились благодаря отцу, который объявил их символом преданности планеты Империи. Демонстрация деревьев превратилась в излюбленное времяпрепровождение для всех, кто хотел заручиться расположением Империи — то есть буквально всего нечеловеческого населения, у кого было место, где их сажать.

Случилось это еще до рождения Иден, но голозаписи отцовской речи — той самой, после которой ему воздвигли красную статую, — она смотрела столько раз, что почти запомнила наизусть. Особенно знаменитые строки: «Некогда Дева из Шин’я во имя великой любви отдала свою кровь, всю до капли. Так же и мы, жители Вардоса, народ Шин’я, отдаем нашу кровь в героической битве во имя любви к нашей Империи».

Иден всегда забавляло, что считавшиеся символом вардосского патриотизма деревья были чисто декоративными. Они не давали плодов, а их древесина не годилась ни на мебель, ни на дрова. Они были в буквальном смысле бесполезны — если не считать пропагандистской ценности и внешней красоты, — но такая мелочь, похоже, ускользнула от внимания отца. Для Версио деревья стали символом, и этого оказалось достаточно, чтобы им даровали амнистию, когда остальная растительность планеты пала под натиском дюракрита.

В любом случае Иден была рада, что эти деревья пощадили. У нее остались смутные воспоминания о доме, где было много рисунков белых деревьев и плачущих красных листьев, а мать и отец улыбались и говорили друг другу теплые слова.

Иден поморщилась. Откладывать дальше было ни к чему. Она села на каменный бортик, осторожно поставила голопроектор и включила его.

И тихо ахнула.

Мать — ее прекрасная, лучезарная, постоянно улыбающаяся мать, которая, несмотря на медленное угасание, всегда следила за своим видом, — выглядела ужасно. Огромные выразительные глаза покраснели, волосы были растрепаны. Казалось, что она смотрит прямо на дочь.

— Даже не знаю, что сказать, — проговорила Зихей. На последнем слове ее голос сорвался. — Мне пришлось самой искать информацию в Голосети. Сперва я просто не могла поверить. Сказала Гаррику, что тот блондинчик поймал тебя в ловушку. Что моя дорогая Иден, которая любит Империю не меньше, чем я, никогда в жизни не предала бы ее так, как пишут. Но оказалось, что ловушки не было. Мне сказали, что тебя отдадут под трибунал.

Я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти тебя. Мне невыносима даже сама мысль, что я могу потерять тебя. Что бы ты ни сделала, какими бы ни были твои убеждения... это все можно изменить, только бы они не забрали мою малышку.

Глаза Зихей наполнились слезами, которые потекли по ее темным, впалым щекам. Она вытерла лицо и какое-то бремя сидела молча, поджав полные губы.

— Я не знаю, что на тебя нашло. Не знаю, кто тебя так одурачил и что побудило тебя сказать такие ужасные слова. Это неправда. Империя — это сила, которая стоит на страже справедливости в Галактике. Она и только она защищает нас от безумного, злобного хаоса, который несет Восстание. Как ты думаешь, чем я занималась все эти годы? У меня есть талант, и я использовала его, чтобы убедить других вступить в наши ряды, поддержать свою Империю, чтобы мы наконец могли помочь тем, кто нуждается в помощи!

На самом деле она делала гораздо больше. Зихей путешествовала по всей Галактике, с планеты на планету, пытаясь своим творчеством привлечь жителей на сторону Империи. В одной из таких поездок она и подхватила болезнь, которая медленно вытягивала из нее энергию, задор и саму жизнь. Зихей боролась с этой болезнью четыре года, но и мать, и дочь знали, что настанет время, когда сил для борьбы больше не останется.

Дроиды-медики рекомендовали ей как можно дольше продолжать рисовать, заниматься любимыми делами. Они предупредили Иден, что лишний стресс вреден для ее здоровья.

Иден коснулась рукой запястья. Она сильно сжала пальцы. Вспышка боли была яркой, острой и очищающей. Иден хотела чувствовать ту боль, которую могла контролировать. Она могла поручиться, что в доме Глэб нет имперских «жучков», но не сомневалась, что Глэб установила свои собственные, дабы шпионить за «гостьей». Иден не собиралась давать бывшей наставнице повод посмеяться над своим горем.

— Маленькая, я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. Ты всегда будешь моей дочерью, Иден. А я всегда буду твоей матерью. Что бы ты ни делала, что бы ни говорила... я не могу не любить тебя.

Зихей сделала долгий прерывистый вдох.

— Однако... я потеряла к тебе всякое уважение.

Из груди Иден чуть не вырвался тихий страдальческий всхлип. Она закусила губу и крепче стиснула саднившее запястье.

— Я... шокирована, разочарована, и... Иден, ты предала не только Империю и Императора. Ты предала своего отца. Предала меня. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь тебя простить.

«Мама, нет...»

Годы умчались назад. Иден стояла рядом с отцом, который возвышался над ней, и смотрела, как поднимается в небо челнок, унося маму далеко-далеко. После этого Иден не видела ее много лет, и на Вардосе они больше не встречались.

«Ничего, — сказал отец. — То, что она улетела, к лучшему для нас всех. Она Версио лишь по имени. Мы с тобой — ты и я — мы настоящие Версио, а Версио не плачут, верно?»

«Да, сэр, — ответила пятилетняя Иден, еле сдерживая рыдания. — Версио не плачут».

Иден стиснула зубы и ткнула пальцем в одну из своих кровоточащих ссадин.

Голографическая Зихей слабо улыбнулась сквозь слезы:

— Но я попытаюсь простить. Когда ты поймешь, что натворила и как не права. Но ты должна сама к этому прийти. Так приди. И побыстрее.

Зихей как будто хотела добавить что-то еще, но передумала. Она покачала головой и снова вытерла мокрое от слез лицо. Затем потянулась к голопроектору — и исчезла.

«Так приди. И побыстрее».

Боль сменилась мрачной решимостью. О да, она придет, и раньше, чем все того ожидают. Потому что как только они отыщут источник утечки — как только они сотрут «Мечтателей» в пыль и триумфально вернутся уже как отряд «Инферно», — Иден снова станет капитаном. Тогда она сможет рассказать матери, что все это было ложью, и вовсе не ненависть, а любовь к Империи придала ей отваги, чтобы пережить эти ужасные дни.