Читать книгу "Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард"

Личный состав Мак-Магона достиг Фрёшвийера 5 августа, причем прибытие его войск отличалось беспорядочностью. Из дивизии Консея в тот день прибыла только одна бригада, остальные подошли лишь на следующее утро, а артиллерия вообще так и не появилась. Многие резервисты, добравшиеся до своих полков со значительным запозданием в самый канун битвы, и в глаза не видели винтовок Шаспо, не говоря уже о том, чтобы уметь их заряжать. Отсутствовала взрывчатка для подрыва мостов через Зауэрбак, не было никаких сведений ни о противнике, ни о намерениях Мак-Магона – содержание входящих и исходящих сообщений из Фрёшвийера, где Мак-Магон решил устроить ставку, не дошло даже до командиров дивизий; и что самое главное – что всегда случается при столь внезапных сосредоточениях и передислокациях войск – отсутствовал провиант. Ресурсы местных жителей, столь неумеренно и неблагоразумно щедрых к войскам в течение первых дней кампании, были на исходе, а интендантская служба располагала провиантом из расчета на 6000 человек, но никак не на 40 000. К 6 августа провиант все же прибыл и был распределен, но полные кастрюли, обнаруженные немцами сразу по завершении сражения, говорили о том, что они застали французов как раз в момент приготовления первого настоящего обеда за четыре дня.

Это не означало, что французы пребывали в растерянности. Мак-Магон верил в свою счастливую звезду и в свои великолепные войска и сомневался в нападении немцев. Они вообще могли пошуметь-пошуметь, а потом скрытно отступить на запад и там соединиться со своими остальными силами на Сааре. Поэтому и посланную им Фейи ранним утром 6 августа телеграмму можно считать ответом на его уклончивые донесения. Телеграмма эта содержала вопрос: «В какой день и где Вы соединитесь со мной?» Мак-Магон считал наступление немцев настолько невероятным, что даже не заставил своих солдат окапываться. Что касается его армии, то, по словам одного служащего, «никогда еще не было армии, настолько уверенной в себе и в своей победе». Французы не видели оснований для принятия мер предосторожности на случай наступления пруссаков, они, наверное, скорее поверили бы в то, что их атакуют, скажем, китайцы. Поражение Дуэ рассматривалось просто как неудача, которая может случиться с кем угодно, и вид грязных, но веселых уцелевших в битве солдат и офицеров, тащившихся в тыл из Сельса, чтобы занять позиции и снова сражаться, пробуждал во всех, кто их видел, решимость продолжать борьбу с ничуть не меньшим упорством, чем раньше, и добиваться победы над врагом. Французы не выставляли посты боевого охранения, не рыли траншеи, они таскались по питейным заведениям Вёрта или поили своих лошадей в Зауэрбаке, и именно с изумлением они 5 августа взирали на гарцующие за рекой мелкие группы прусских кавалеристов.

Вера Мак-Магона в то, что кронпринц Фридрих Вильгельм не решится атаковать его, почти оправдалась. Благодаря медлительности и неспособности немецкой кавалерии, так и не сумевшей начать преследование отступавших от Висамбура французов, 3-я армия 5 августа имела весьма смутное представление о местонахождении французов. Приказы начштаба Блюменталя – и в свете намерений Мольтке для 3-й армии они изумляли – касались продолжения наступления на юг к Агно (Хагенау) и Страсбургу. Если кавалерия вела разведку в южном и западном направлениях, то армия развернулась неправильным четырехугольником, основание которого составлял 5-й корпус, 11-й корпус помещался в центре в Сельсе, а налево – вюртембергская и баденская дивизии под командованием генерала фон Вердера, подтягивавшиеся от Лотербура до Ашбака. В 5 милях к северу от Вердера находился 1-й Баварский корпус. В 5 милях к северу от 5-го корпуса – 2-й Баварский корпус медленно продвигался, нависая над силами полковника де Пижонье, контролировавшего правый фланг у Лембака по дороге на Битш. Такая диспозиция была избрана из расчета почти на любое непредвиденное обстоятельство. Кавалерийские патрули, обнаружившие французов у Зауэрбака днем, к вечеру в авангарде 5-го корпуса заняли место у их фронта. Но всю важность их донесений штаб армии, судя по всему, оценить не смог. В приказах, изданных на следующий день, Страсбург фигурировал как цель, и о присутствии французов во Фрёшвийере вскользь предупредили 2-й Баварский корпус, чтобы тот был готов прийти на помощь 5-му корпусу в случае атаки последнего. В приказах двум корпусам на левом фланге и словом не обмолвились о том, что армия может изменить направление и повернуть на запад. Ни в одном приказе штаба армии вообще не говорилось о желательности или вероятности сражения. Армия устала – долгий переход в условиях жары по забитым войсками дорогам возымел негативные последствия для резервистов, организация войскового подвоза была явно неудовлетворительной. Блюменталь рассчитывал, что 6 августа станет для его сил днем отдыха и переформирования.

Таким образом, то, что силы немцев и в Эльзасе, и на Сааре одновременно вступили в первые крупные сражения этой войны, объясняется лишь серией ошибок и стечением обстоятельств. Мы убедились, как ведущий корпус 1-й и 2-й армий ринулся в нелепый бой в Шпихерне вследствие импульсивности Штейнмеца и Камеке. Во Фрёшвийере 3-я армия втянулась в сражение, будто подхваченная гигантским водоворотом. Аванпосты обеих армий, находясь на противоположных берегах Зауэрбака, всю ночь в проливной дождь обменивались выстрелами, но то, насколько прочно закрепились немцы в деревнях и зданиях за рекой, французы, похоже, до самого рассвета 6 августа так и не выяснили. В 5.00 утра изрядно уставшие части дивизии Лартигю, презрев всякую опасность, спокойно спустились к Зауэрбаку набрать воды и немало изумились, когда вдруг у них над головой засвистели пули немцев. Дальше на севере аванпосты 5-го корпуса у Вёрта доложили о шумной активности французов в городе – активности, связанной явно не с выполнением служебных обязанностей. Целая толпа французов, как ни в чем не бывало, ринулась в питейные заведения деревни согреться после ночной непогоды. Командир бригады пруссаков приказал своим стрелкам открыть огонь, французы поспешно убрались на позиции, и прусский пехотный полк, направленный очистить город от солдат неприятеля, обнаружил его опустевшим. К 8.30 пруссаки отступили на свои позиции на склонах на востоке долины, и, казалось, снова наступило затишье.

Эта непродолжительная перестрелка и стала тем камешком, который в горах вызывает обвал. Ее оказалось достаточно для вступления в ожесточенную битву решительно всех сил, которыми располагали обе стороны, – битву не на жизнь, а на смерть. В 3 километрах севернее, около деревни Ланжансультбак, командующий 2-м Баварским корпусом услышал стрельбу, окинул взором французские биваки на склонах выше и тут же пришел к заключению, что 5-й корпус атакуют. Находясь в узкой, поросшей лесом долине Сультбака, он мог лишь весьма приблизительно судить о местонахождении позиций французов, но, будучи верным присяге и воинскому долгу солдатом, командующий без промедления бросил свою ведущую дивизию вверх по склону именно в тот момент, когда аванпосты 5-го корпуса уходили из Вёрта. Момент для начала наступления был избран не самый благоприятный – поросшие густолесьем горные склоны, где баварцы, утратив способность ориентироваться, стали беспорядочно блуждать, а позже, выйдя у южной опушки леса у Ланжансультбака, увидели простреливаемый массированным огнем из винтовок Шаспо стрелками Дюкро участок открытой местности. К 10.30 фактически вся 4-я баварская дивизия вытянулась в линию растерянных солдат, которые безо всякой поддержки со стороны вели беспорядочный огонь и которую Дюкро ничего не стоило сдержать.