Читать книгу "Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон"

– Так, мама, кто такие ГусИИ?

– Э-э, Греция, Испания, Италия.

– Верно! – Сын ободряюще улыбается. – А почему их так называют?

– Да потому что они гуси лапчатые. Самые слабые и закредитованные экономики Европы, из-за которых несколько лет назад случился настоящий финансовый кризис. Трудно заставить работать такую валюту, как евро, если ею пользуются и богатые страны типа Германии, и бедные.

– А мы ГусИИ? – с тревогой уточняет Бен.

– Нет, милый, мы, скорее, ПУДЕЛИ. По Уши в Долгах, Естественно, но все же Ликвидны. Гав-гав!

Бен лает в ответ, тянется ко мне и обнимает. Последнее время такие щедрые жесты редки. А ведь я до сих пор помню того мальчонку, который кричал от радости и удивления, когда я сообщила ему, что ухожу из “ЭМФ”. “И ты теперь будешь настоящей мамой?” – спросил он. Как будто, пока работала, я была ему ненастоящей мамой.

Я чмокаю его в макушку.

– А теперь в кровать, мистер! Ты же понимаешь, что меня, скорее всего, не возьмут?

– Возьмут, – отвечает он и отворачивается, так что я не вижу его лица. – Ты ведь очень умная, мам.

22:10

Аккуратно раскладываю в ванной на корзине для белья одежду на утро. Колготки без стрелок? Есть. Туфли, две штуки, из одной пары. Есть. Новый, отлично сидящий бархатный жакет цвета индиго из “Маркс и Спенсер”. (Я позволила себе купить одну новую вещь для моральной поддержки.) Есть.

Зеркало демонстрирует, что проект “Возвращение на работу” уже срезал лишнее сальце с моих окороков, да и талия показалась – к сожалению, не такая тонкая, как в юности. Но все же это улучшение, хотя мне и понадобится дополнительная помощь. Разрезав упаковку маникюрными ножницами, извлекаю новое корректирующее белье. Выглядит оно так жутко, словно его сшил серийный убийца из кожи жертв в фильме про Ганнибала Лектера. Обошлось мне в сотню фунтов, уму непостижимо, однако же оно “утягивает определенные зоны”. Не вполне понимаю, что это значит, но именно это мне и нужно.

Извиваясь, надеваю через голову эластичный мешок, белесый, как лосьон от ожогов, но белье до того тугое, что никак не натягивается на бедра. Такое ощущение, будто я пытаюсь засунуть чересчур много мяса в оболочку от сардельки. Не могу пошевелиться. Не нахожу отверстие для руки. Впадаю в панику.

Без паники, Кейт! Ты у себя в ванной, а следовательно, в безопасности. Но, чтобы стянуть белье через ноги, мне нужны обе руки. К сожалению, одна рука намертво прижата к боку, потому что я никак не могу отыскать вторую пройму. Да где же она? Наверное, где-то здесь. Под бельем струится пот и собирается там, где оно прилипло к животу, чуть выше шрама от кесарева. Не слишком ли сильно утягивающее белье утягивает эти самые определенные зоны? Надо снять его и начать все сначала, но я не могу. Застряла. В прямом смысле слова не в силах пошевелиться. Собираюсь позвать на помощь, как вдруг слышу рядом, в ванной, голос Эмили. Должно быть, она стоит возле меня.

– Маам? Фу, что это на тебе? Ужас какой. Я вижу только волосы у тебя на лобке. Ты где?

– Вдефьвнем.

– Паап, иди посмотри на маму, она типа застряла в этой смирительной рубашке, типа как псих. Офигеть. Ты так оденешься на Хэллоуин? Так, где мой телефон, я должна это сфотать.

Совместными усилиями мужу и дочери удается вызволить меня из корректирующего белья. Не так-то просто объяснить тонкой, как тростинка, девушке, с чего это вдруг мамочке взбрело в голову влезть в пыточный корсет, какие носили в менее эмансипированную эпоху. Но влезть в него необходимо.

Со второй попытки мне удается надеть белье правильно, так что платье от “Поль Ка” и жакет сидят как влитые. Но белье такое тугое, что дышать в нем практически невозможно. Задумываюсь о повреждении жизненно важных органов, которое наверняка спровоцирует эта моя ярмарка страха и тщеславия. И как же в этом всем ходить в туалет?

Да какая разница. Главное сейчас, в этот решающий момент моей личной истории, то, что я выгляжу как подобает. С завтрашнего дня Кейт Редди снова наденет мундир и будет готова к секретным операциям.

7. Назад в будущее

Четверг, 07:25

На станцию я приехала рано. Собеседование только в половине двенадцатого. До Ливерпуль-стрит на экспрессе сорок восемь минут. От остановки до офиса “ЭМ Ройал” минут шесть пешком. Времени для благополучного прибытия, включая полную остановку работы железных дорог, непредвиденные природные катаклизмы, теракты, снег и стрелку на колготках, требующую срочно забежать в “Маркс и Спенсер”, а также любые другие бедствия, – четыре часа и пять минут. Должно хватить.

Я выхожу из вагона, и меня охватывает смешанное чувство: сочетание запаха – фирменной лондонской смеси амбиций и грязи с едкими верхними нотами пота – и скорости. Поезд вроде стоит, а столица мчится вперед, и тебе остается либо запрыгнуть на борт, либо сгинуть под ногами толпы. Замираю в растерянности. Словно из погреба, где я потихоньку старела и привыкала к темноте, меня вдруг выпустили в этот свет, шум и суету. В деревне я ругаю медлительных водителей за их убийственную нерешительность на перекрестках, здесь же сама еле плетусь, к всеобщему возмущению. Одну парализованную секунду я даже подумываю развернуться и поехать домой, но меня несет огромный поток обитателей пригорода, приехавших на работу, и мне некуда двигаться, кроме как вперед, к турникетам. Щурю глаза, слезящиеся от ослепительного света этого мира за пределами погреба. Когда я была голодной и молодой, адреналин Сити бежал по моим венам; впрыснется ли он снова в мою кровь?

В “ЭМ Ройал” меня ждут лишь через два часа, которые надо как-то убить, и я направляюсь в кафе Майкла возле рынка Петтикоут-Лейн. Мы с Кэнди сбегали туда, чтобы оживить усталые мозги мощным разрядом турецкого кофе и флирта с тремя киприотами, сыновьями Майкла, обладателями выигрышной комбинации из огромных бицепсов и длинных, как у женщин, ресниц. Кафе довольно далеко от офиса и достаточно замызганное, так что вряд ли кому-то из тех, кто будет проводить собеседование, придет в голову сюда заглянуть. Я хожу туда-сюда по улице и никак не могу его отыскать, хотя была готова поклясться, что найду его с закрытыми глазами, но что-то никак не сориентируюсь. Вместо газетного киоска и овощной лавки, которые некогда соседствовали с кафе, теперь “Старбакс” и очередной магазинчик-однодневка, торгующий “традиционными веганскими продуктами”, что бы это ни значило. Наверное, имеется в виду репа, покрытая слоем запекшейся на солнце органической грязи.

(Рой, я не перепутала адрес? Я уверена, что кафе Майкла было тут. Не могла же я забыть? Напомни мне, пожалуйста.)

В глубине души я очень надеюсь, что старина Майкл и его сыновья меня узнают, скажут, что я совсем не изменилась, эспрессо для прекрасной дамы! У них мы с Кэнди всегда чувствовали себя королевами; ничего не значащая болтовня официантов, которые льстили всем без разбору, но сегодня утром мне бы не помешал этот бодрящий коктейль чепухи. Рой возвращается и сообщает, что кафе в шести магазинах от паба “Королева Виктория”, на углу у рынка. Как я и думала. То есть я еще не сошла с ума. Иду туда, откуда пришла, и оказываюсь у витрины с рамой из оцинкованной стали, за которой виднеется помещение, похожее на декорации французского блошиного рынка в миниатюре. Повсюду диковинные безделушки, рябые от времени статуи, птичьи клетки, на вывеске надпись: “Пьерро ле Корм”. Сквозь стекло я вижу мраморный прилавок и кофеварку эспрессо.