Читать книгу "Пункт назначения: Счастье - Йоханн Хари"

Казалось, что я очень хорошо понимал Мэтью и Митчелла. Типичный представитель западного мира[135] в XXI веке смотрит на телефон через каждые шесть с половиной минут. Подросток отправляет в среднем около сотни SMS в день. 42 % из нас никогда не отключают телефон. Никогда.

Когда мы ищем объяснение тому, почему все изменилось, нам постоянно говорят, что причина главным образом внутри самих технологий. Мы говорим о том, как каждый e-mail, приходящий на наш адрес, понемногу снижает у нас дофамин. Мы говорим, что в самих смартфонах есть что-то, вызывающее зависимость. Мы виним девайсы. Пока я находился в реабилитационном центре зависимых от Интернета и размышлял над своим опытом его использования, мне стало интересно, есть ли другое и более правдоподобное мнение на этот счет.

Хилари рассказывала, что у всех людей, которых они лечат в центре, есть нечто общее. Они все переживали тревогу или депрессию, пока не погружались в зависимость. По ее словам, для пациента интернет-зависимость – средство «убежать от тревоги за счет того, что это отвлекает. Для 90 % пациентов это так».

До того как появлялась интернет-зависимость, они чувствовали себя потерянными и одинокими в окружающем мире. А потом мир онлайн предлагал этим молодым людям то, чего они так жаждали, но не могли достичь в окружающем мире. Например, цели, которые имеют значение, или статус, или общество. Хилари рассказывает:

– Очень популярны игры с множеством игроков, где один становится частью гильдии, то есть команды. В ней он должен заработать свой статус. Плюс здесь в том, что эти парни говорят: «Я часть команды. Я знаю, как общаться со своими парнями». Суть в фанатичной приверженности к своей группировке. Как только человек с этим сталкивается, то может погрузиться в альтернативную реальность и полностью потерять понимание того, где он находится. Для него становятся наградой трудные задачи, возможность сотрудничества, община, к которой он принадлежит и где у него есть статус. Он можете контролировать здесь больше, чем в реальном мире».

Я много думал об этом. И о том, что вынужденному использованию Интернета предшествовали депрессия и тревога. Хилари поясняла, что вынужденное использование Интернета было порочной попыткой избавиться от боли, которую они уже переживали и которая частично была вызвана чувством одиночества. Что, если это относится не только к людям, находящимся в центре реабилитации, но и к очень многим из нас?

В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ЛЕТ УЧЕНЫЕСОЦИОЛОГИ ПРОВОДИЛИ ОПРОС СРЕДИ ВСЕХ СЛОЕВ НАСЕЛЕНИЯ США. ОНИ ЗАДАВАЛИ ОДИН ПРОСТОЙ ВОПРОС: СКОЛЬКО У ВАС ЕСТЬ ЗНАКОМЫХ, КОТОРЫМ ВЫ МОЖЕТЕ ДОВЕРЯТЬ? ОНИ ХОТЕЛИ УЗНАТЬ, К СКОЛЬКИМ ЛЮДЯМ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТЕ ОБРАТИТЬСЯ В КРИТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ ИЛИ ПОДЕЛИТЬСЯ СВОЕЙ РАДОСТЬЮ. КОГДА ОНИ НАЧАЛИ ИССЛЕДОВАНИЕ НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТКОВ ЛЕТ НАЗАД, СРЕДНЕЕ КОЛИЧЕСТВО БЛИЗКИХ ДРУЗЕЙ ДЛЯ АМЕРИКАНЦА СОСТАВЛЯЛО ТРИ ЧЕЛОВЕКА. К 2004 ГОДУ САМЫМ ТИПИЧНЫМ ОТВЕТОМ БЫЛО «НИ ОДНОГО».

Интернет зародился в мире, где уже многие люди утратили чувство взаимосвязи. К тому моменту крушение продолжалось не одно десятилетие. Возникновение паутины предлагало им пародию того, что они теряли: друзей на Facebook вместо соседей, видеоигры вместо полезной работы, обновление статуса вместо положения в обществе. Комик Марк Марон[136] однажды написал, что «каждое обновление статуса – лишь простая вариация единственной просьбы: пожалуйста, признайте меня».

Хилари рассказывала мне:

– Если общество, к которому человек относится, не здорово, то каждый его индивидуум тоже будет не здоров. Поэтому я часто об этом думаю в последнее время. А потом, – она посмотрела по сторонам, пропуская волосы сквозь пальцы, – чувство разочарования.

Она пришла к мысли, что мы живем в обществе, где люди «не имеют достаточно взаимосвязей, чтобы быть здоровыми». По этой причине мы не можем отложить свои смартфоны или отключиться от сети. Мы говорим себе, что так много времени проводим в киберпространстве потому, что когда мы там, мы на связи и подключены к головокружительной вечеринке с миллиардом людей.

– Это такой backspace, – сказала Хилари.

Она совсем не против технологий. Она есть на Facebook, и ей нравится. Но это не то, что нам нужно в душе, считает она.

– Связь, которая нам нужна, – она жестом указала на меня и себя, – та, где мы видим лицо друг друга, прикасаемся, обоняем и слышим друг друга… Мы общественные существа. Мы должны быть связаны друг с другом заботой и любовью, а когда между нами экран, их нет.

Разница между интернет-общением и реальным общением немного похожа на разницу между порнографией и сексом. Первая устраняет основной зуд, но никогда не удовлетворяет. Хилари посмотрела на меня, потом взглянула на мой телефон на столе:

– Технологии с экраном в качестве посредника не дают нам то, что действительно требуется людям.

* * *

Незадолго до моего отъезда из реабилитационного центра Митчелл, тот, который напоминал монаха, сказал, что хочет мне кое-что показать.

– Просто удивительная вещь происходит вот тут, – говорил он мне, пока мы шли. – На дереве есть яйцо паука. Вы согласитесь, что это оно, если смотрели мультфильм «Паутинка Шарлотты». В конце фильма появляются паучки. Они вытягивают маленькие нити и ускользают по ним. То же самое происходит и здесь! Всякий раз, когда налетает сильный бриз, вы видите, как нити выстреливают с вершины дерева.

Он простаивал здесь часами с другими пациентами центра и обсуждал эту паутину. Он посмотрел на одного из парней и улыбнулся.

В другой ситуации это показалось бы мне сентиментальным до тошноты. Посмотрите, интернет-наркоман переключается от мировой паутины на радости созерцания настоящей и живое обсуждение ее с другими людьми! На лице Митчелла светилась настоящая радость, и это меня остановило. Мы оба долго смотрели на нее. Он, не отрывая глаз, тихо сказал:

– Это так интересно, но я никогда не замечал такого раньше.

Меня это тронуло, и я пообещал себе сделать выводы из этого случая.

Когда я был уже в десяти минутах езды от центра, ощутил, как меня кольнуло чувство одиночества, и заметил, что вернулись мои телефонные рефлексы. Я сразу же просмотрел электронную почту.

* * *

Сейчас, когда мои родители приезжают в свои родные места, где связи между людьми были такими прочными в их детстве, они находят, что и их родина превратилась в еще один Эдгвэер. Люди кивают друг другу и закрывают двери. Такое отчуждение распространилось по всему западному миру. Джон Кейсиоппо, который так многого поведал нам об одиночестве, очень любит цитировать биолога Э. О. Уилсона: «Люди должны принадлежать роду». Пчела сходит с ума, потеряв улей. Так же и человек сходит с ума, потеряв связь с обществом.