Читать книгу "Короткая глава в моей невероятной жизни - Дана Рейнхардт"

Ладно, я никак не отношусь ни к чему из этого, так что, полагаю, Ривка имеет в виду, что на самом деле я не еврейка. И для меня это отлично. Но мы собираемся отметить Хануку у нас дома в этом году, и у меня только недавно был мой первый Шаббат, так что я не знаю, может, все начинает меняться.

И все-таки. О Ривке. О ее болезни. О том, насколько она больна на самом деле и сколько ей осталось жить.

У Ривки рак яичника.

Я узнала это от мамы. Я не смогла собраться с духом и поговорить с Ривкой об этом напрямую и переживаю, что она воспринимает это так, будто мне нет до нее дела, но что я могу поделать? Я трусиха. Так что вместо этого я пошла к моей маме, чтобы узнать все, о чем я не могу заставить себя спросить у Ривки.

Научное название ее заболевания – эпителиальная карцинома яичника. И с ней все плохо. Ривка прошла несколько курсов интенсивной терапии, и стало ясно, что ничего не помогает. Хотя сейчас кажется, что с ней все в порядке, хотя она выглядит молодой, энергичной и красивой, она умирает.

Это ужасно. Это неправильно. И хотя то, что я собираюсь сказать, постыдно, это все же правда: я не могу прекратить думать о том, что у меня тоже может развиться рак. У меня может развиться рак, потому что Ривка моя мать и я ее дочь, а разве это не передается по наследству? У меня глаза Ривки. У меня ее голос. Она левша. У нас обеих чувствительная кожа. Оказалось, что у нас обеих аллергия на грецкие орехи. Могу ли я заболеть раком?

И потом, есть вопрос насчет Ханны. Ривка сказала, что она умерла пять лет назад. Ханна не была пожилой женщиной пять лет назад. Но мама рассказывает мне, что Ханна умерла от аневризмы сосудов головного мозга, а не от рака яичника. На самом деле я не уверена, должна ли эта информация успокоить меня или же, наоборот, мне стоит начать беспокоиться, что я могу умереть от аневризмы сосудов головного мозга или рака яичников, смотря что настигнет меня раньше.

Мама немного изучила информацию и о том и о другом и говорит, что хотя для меня риск заболеть раком яичника или получить аневризму сосудов головного мозга выше, чем в среднем для остальных людей, эта вероятность все равно крайне мала.

Я не могу не думать о преимуществах моей прежней жизни. Преимуществах жизни в неведении. Преимуществах иметь голый, одинокий ствол фамильного древа, а не дерево, на котором день ото дня становится все больше листьев и ветвей.

Часть шестнадцатая

Погода на улице ужасная. И если бы папа послушался маму и вызвал специалиста, чтобы починить наш дымоход, а не стал делать это сам, у нас был бы огонь, который был бы так восхитителен. Но папа упрям, и для поддержания тепла в доме мы можем пользоваться лишь масляной горелкой в подвале. Ривка приезжает как раз вовремя. Всего через десять минут после того, как она паркует машину позади «субару» у нас во дворе, начинается сильный снегопад, снег валит стеной в виде быстро движущихся белых конфетти. Дома пахнет гусем. Я уверена, что вы понятия не имеете, как пахнет гусь, и ненавижу пользоваться клише, но он пахнет как курица.

Я должна сделать признание. Я ездила в Органический Оазис за чашкой кофе без добавок каждое утро на протяжении первой недели зимних каникул. Каждое утро мое сердце начинало биться с утроенной скоростью, когда я входила и видела Зака за прилавком. Полагаю, что это настолько же полезно, как ходить в спортзал и выполнять кардиоупражнения. Я не могу избавиться от голоса Клео в своей голове. Я не хочу, чтобы Зак узнал, что я прихожу сюда за кофе, потому что его волосы стали лохматее, а щеки еще розовее этой зимой, из-за чего, в свою очередь, его глаза кажутся особенно зелеными за чудесными очками. Но, с другой стороны, я очень хочу казаться открытой, если он вдруг решит, что я его интересую. Это все слишком сложно, и я уверена, что лишь порчу все, но в некоторые из этих дней мы заговаривали, и, когда я не была слишком сконцентрирована на том, что он может думать обо мне, или на том, выгляжу ли я открытой или нет для того, что он, должно быть, обо мне думает, нам действительно было что сказать друг другу.

Я спросила Зака о Рождестве, празднует ли он его. Он сказал, а как же иначе, он празднует Рождество каждый год без исключений. Это семейная традиция. Каждое Рождество он со старшим братом и родителями ходит в кино на утренний сеанс, а потом в ресторан китайской еды «Ah Fong» на Стейт-стрит. Вот такое у Зака Рождество. Никакой елки. Никакого Санта-Клауса. Только кино и китайская лапша. Я спросила его, был ли он у кого-нибудь в гостях на Рождество, и если был, то было ли ему некомфортно? Он посмотрел на меня с усмешкой и спросил:

– Симона, ты приглашаешь меня к себе домой на Рождество?

Моему ледяному фасаду пришел конец. Я покраснела. Начала запинаться. А потом выпалила «Нет!» намного громче, чем хотела, и он сказал, что просто пошутил, а я рассказала ему все о ситуации с Ривкой, о том, что она приедет к нам домой на Рождество, и о том, как мне хочется быть уверенной, что ей комфортно, и он ответил что-то вроде: «Вау, какая интересная история».

Я очень сожалею о том, что выкрикнула это «Нет!», потому что хотя я и не приглашала его на Рождество и хотя мне бы не хотелось, чтобы он подумал, будто я приглашаю его на Рождество, я бы также не хотела, чтобы он подумал, будто я считаю приглашение Зака ко мне домой отвратительной идеей, а именно такое впечатление у него могло сложиться из-за того, как я выкрикнула «Нет!».

Итак, елка поставлена, и подметальщик звезд примостился на ее верхушке, обозревая огромную гору подарков. Как я уже упоминала, папин гусь в духовке, и мы слушаем музыку к старому специальному выпуску CBS «Рождество Чарли Брауна». Она меланхолична и красива и в то же время не слишком рождественская, так что, думаю, это хороший выбор для Ривки. Мама купила менору[41], а я заглянула в календарь и отметила, что сегодня шестая ночь Хануки, так что я уже поставила менору на полку над камином, над носками, с шестью свечами и еще одной посередине, с помощью которой зажигаются все остальные, она называется свечой шамеса (Я нашла это в Сети. Что люди делали до появления Интернета?), так что в сумме получается семь свечей.

Я слегка смущаюсь, когда Ривка достает из сумки свою собственную менору. Неужели она думала, что я забуду? Разве я не сказала ей, что сегодня мы будем праздновать Хануку? Неужто она думает, что я настолько несведуща в иудаизме, что не смогла бы узнать, что для празднования Хануки нужны менора и свечи? Когда я указываю ей на то, что у нас уже есть менора, она просто отвечает: «Отлично». А потом видит мое скептичное выражение лица.

– Эта менора принадлежала родителям моей матери. Они получили ее в качестве подарка на свадьбу. Я зажигаю ее каждую ночь Хануки, независимо от того, где нахожусь. – Она с гордостью смотрит на нее и кладет руку на мое плечо. – Знаешь, с менорами и Ханукой так – чем больше, тем веселее.

Я смотрю на ее менору, стоящую на каминной полке рядом с сияющей медной менорой, купленной моей мамой. Наша выглядит новой и безвкусной. Она кричит: Привет. Я Менора. Я знаю, что вы не евреи и никогда раньше мной не пользовались, но позвольте мне помочь вам отметить вашу самую первую Хануку! Менора Ривки отлита из чугуна и украшена прекрасным орнаментом из птиц и деревьев с фруктами. На ней видны нестираемые капли застывшего воска самых разных цветов, свидетельствующие о многих десятилетиях Хануки. Ривка ставит семь свечей в свою менору, а затем делает несколько шагов назад и с улыбкой осматривает каминную полку.