Читать книгу "Калле Блумквист и Расмус - Астрид Линдгрен"

- Я думаю, что ты добрый, милый Никке!

Но сейчас Никке страшно обеспокоен. Как отослать отсюда Расмуса обратно к остальным? Должно быть, внизу, у причала, что-то случилось. Самолет так и не поднялся, а появление моторных лодок наверняка что-нибудь да значит. Интуиция подсказывала Никке: наступил конец этой злосчастной истории, и Петерсу тоже пришел конец, так же как и ему самому. Никке доволен. Все будет хорошо, только бы Расмус поскорее вернулся к отцу. Маленький ребенок не должен сидеть в лесу и смотреть, как умирает человек. Никке хочет избавить от тягостного зрелища своего друга, но не знает, как это сделать. Он не может сказать малышу: «Уходи, потому что старый Никке сейчас умрет и он хочет остаться один… лежать здесь в полном одиночестве и радоваться тому, что ты, мальчик, снова свободен и счастлив. Ты можешь стрелять из лука и пускать по воде лодочки из коры, которые смастерил для тебя Никке».

Нет, так не скажешь! А тут еще Расмус обвивает рукой его шею и ласково говорит:

- А теперь идем, милый Никке, уйдем отсюда! Пойдем к папе.

- Нет, Расмус, - с трудом говорит Никке. - Я не могу идти, шагу не могу ступить, понимаешь, придется мне остаться здесь. Но ты должен пойти один… Я хочу, чтобы ты пошел!

Расмус надувает губы.

- А вот и не пойду! - решительно заявляет он. - Я подожду, пока ты пойдешь со мной. Понятно?

Никке не отвечает. У него нет больше сил, и он не знает, что сказать. А Расмус, уткнувшись носом в его щеку, шепчет:

- Я ведь так тебя люблю, так люблю!

Тут Никке плачет. Он не плакал с тех пор, как был ребенком. Но теперь он плачет. Потому что очень устал, и еще потому, что впервые в жизни ему говорят такие слова.

- Неужто? - всхлипывает он. - Неужто ты можешь любить киднэппера?

- Да, ведь киднэпперы добрые, - уверяет его Расмус.

Никке собирает последние силы.

- Расмус, теперь ты должен сделать как я говорю. Ты должен пойти к Андерсу, Калле и Еве Лотте. Ты ведь станешь Белой Розой, а? Ты ведь хочешь этого, верно?

- Хочу, да только…

- Ну тогда ты торопись! Я думаю, они ждут тебя!

- Да, ну а ты, Никке?

- Я буду лежать здесь, тут так хорошо, кругом мох. Буду лежать, отдыхать и слушать, как щебечут птицы.

- А как же… - говорит Расмус.

Но вдруг он слышит, как кто-то кричит. Далеко-далеко. Кто-то зовет его по имени.

- Ой, это папа! - радостно восклицает Расмус.

Тут Никке снова плачет, но теперь уже совсем тихо, уткнувшись головой в мох. Судьба порой оказывается добра к старому грешнику - теперь ему больше нечего беспокоиться о Расмусе. Никке плачет оттого, что благодарен за это… и оттого, что так трудно сказать «прощай» этой маленькой фигурке в грязном комбинезончике, которая стоит здесь и не знает, идти ли к папе или остаться с Никке.

- Иди и скажи своему папе, что здесь в лесу лежит старый, продырявленный пулей киднэппер, - говорит Никке.

Никке с трудом поднимает руку и гладит Расмуса по щеке.

- Прощай, Расмус! - шепчет он. - Иди и стань Белой Розой. Самой прекрасной маленькой Белой Розой…

Расмус снова слышит, как его зовут. Он поднимается, всхлипывая, и в нерешительности стоит, глядя на Никке. А потом идет. Несколько раз он оборачивается и машет рукой. Никке не в силах помахать ему в ответ, но он провожает маленькую детскую фигурку взглядом голубых глаз, полных слез.

Расмуса больше нет рядом. Никке закрывает глаза. Теперь он доволен, но он очень устал. Хорошо бы уснуть.

19

- Вальтер Сигфрид Станиславус Петерс, - говорит комиссар государственной полиции, - все сходится точно. Наконец-то! Не кажется ли вам самому, что вас вовремя схватили?

Инженер Петерс не отвечает на этот вопрос.

- Дайте мне сигарету, - нетерпеливо говорит он.

Полицейский Бьёрк подходит к нему и засовывает ему в рот сигарету «Робин Гуд».

Петерс сидит на валуне у причала. Он в наручниках. За его спиной стоят остальные - Блум, Сванберг, иностранный летчик.

- Вы, быть может, знаете, что мы довольно давно преследуем вас, - продолжал комиссар. - Мы запеленговали ваш радиопередатчик два месяца тому назад, но вы исчезли в тот самый миг, когда мы должны были вас схватить. Вы что, устали от шпионской работы, раз взялись похищать людей?

- А не все ли равно, - с нескрываемым цинизмом говорит Петерс.

- Да, может быть, - соглашается комиссар. - Но для вас, во всяком случае, покончено и с тем и с другим.

- Да, теперь, верно, с большей частью дел покончено, - горько признался Петерс и, закурив сигарету, несколько раз глубоко затянулся. - Мне очень хочется узнать, - сказал он, - как стало известно, что я здесь, на острове Кальвён?

- Мы не знали об этом, пока не явились сюда, - ответил комиссар. - А сюда мы явились благодаря тому, что один старый школьный учитель в Лильчёпинге умудрился вчера вечером поймать маленькое коротковолновое сообщение от нашего друга Калле Блумквиста.

Петерс бросил испепеляющий взгляд на Калле.

- Так я и думал! - сказал он. - Ну что бы мне явиться на две минуты раньше и пристукнуть его! Проклятые юнцы! Это они виноваты во всем с начала до конца. Я готов скорее сражаться со шведской полицией безопасности, чем с этой вот троицей.

Комиссар подошел к трем Белым Розам, сидевшим на причале.

- Мы рады, - произнес он, - иметь таких первоклассных помощников.

Все трое скромно опускают глаза. А Калле думает про себя, что они, по правде говоря, помогали не полиции безопасности, а только Расмусу.

Петерс гасит окурок каблуком и тихо бормочет ругательства.

- Чего мы ждем, - произносит он. - Поехали!

Зеленый островок среди сотен других в голубом летнем море. Солнце освещает домики, длинный причал и лодки, качающиеся на воде. Высоко над верхушками елей плывут на белых крыльях чайки. Время от времени одна из них с быстротой молнии ныряет в воду и снова взлетает ввысь с рыбешкой в клюве. Маленькая трясогузка по-прежнему хлопотливо строчит ножками среди поросших вереском кочек, а бурые муравьи все еще, верно, ползают там по валунам… И, быть может, так будет продолжаться сегодня, завтра и все дни подряд до самого конца лета. Но никто об этом не узнает, потому что там никого не будет. Скоро, совсем скоро они покинут этот остров и никогда его больше не увидят.

- Я уже не вижу домика Евы Лотты, - говорит Калле.

Они сидят, тесно прижавшись друг к другу, на корме и неотрывно смотрят на зеленеющий островок, который покидают навсегда. Оглядываясь назад, они вздрагивают от ужаса. С радостью расстаются они с этой солнечной зеленой неволей.