Читать книгу "Вечный сон Снегурочки - Марина Серова"

Без единых звуков я открыла отмычкой замок и бесшумно приоткрыла дверь. На кушетке напротив окна, под тонкой простыней смотрела свои сны Карга в розовом. Мне повезло, что она отвернулась от двери. Если Вера Ивановна меня услышит, то потратит энное количество секунд на то, чтобы повернуться к выходу. Таким образом, я выиграю драгоценное время и успешно ретируюсь.

Я подкралась к столу, но карманный фонарик включить не рискнула – свет, даже такой тусклый, может разбудить спящую. Будем надеяться, что по ящикам лазать не придется и все необходимое находится на столе. Мои глаза давно привыкли к темноте, и я видела не хуже кошки. Напротив компьютера лежала стопка бумаг, каких-то документов, а сверху – журнал. Не медицинский, а банальный женский. Понятно, чем Карга занимается в свободное время – читает всякую всячину. Но мне нужно совсем другое – заветные папки, благо я точно знала, как они выглядят.

Я еле слышно приподняла стопку ненужных мне карточек. Может, папки лежат под ними? Если не найду, придется пробираться в кабинет врача, обыскивать заодно и его. Только не верилось мне, что Вера Ивановна станет относить назначения больных – они же потребуются утром, зачем загружать себя лишней работой?

Осмотрев целую кипу непонятных бумажек, я приподняла весьма внушительную стопку и возликовала. Вот оно, то, зачем я сюда пришла! Разноцветные папки со вложенными листами, исписанные неровным почерком, в основном белые, и лишь несколько штук – цветастые. Все я точно с собой тащить не буду, мне нужны только две, с назначениями соседок по палате. Одну зовут Наталья Степанова, имени другой я не знаю, известна лишь ее фамилия Смирнова. Будем надеяться, однофамильцев у нее в отделении нет.

Ну почему врачи пишут от руки, а не печатают карточки на компьютерах? Понятно, нельзя, чтобы кто-то разобрал диагнозы, только мне от этого не легче. Львиную долю времени я потратила на то, чтобы прочесть фамилию пациента, указанную на первой странице белой папки. Даже фонарик пришлось включить – хоть в темноте и вижу, но не настолько. Лишь методом исключений вычислила, что держу в руках назначение толстушки с оливье. Ее диагноз я знаю, она сама выболтала, поэтому я отложила документ в сторону.

Две следующие папки принадлежали мужчинам, тоже не годятся. Другое имя на папке с зеленой обложкой начиналось с буквы «Ж» – стало быть, это Сирота Казанская. Под ней находилось вообще нечто нечитаемое – я так и не смогла разобрать имени пациента и разочарованно отложила папку в сторону – проверю пока другие, может, они поразборчивее.

Скрип кушетки прозвучал для меня так громко, как выстрел из пушки. Я едва на месте не подпрыгнула – похоже, разбудила Каргу! Так, надо срочно удирать из кабинета, пока Вера Ивановна окончательно не проснулась и не застукала меня за незаконными действиями. Я сгребла оставшиеся папки – их оказалось три штуки – в надежде, что мне повезет, и среди похищенных окажутся нужные мне документы. Меня мгновенно сдуло к двери, и я перевела дух, лишь когда оказалась в коридоре.

Опасаясь появления кого-нибудь из санитарок, я спрятала папки под куртку и зашла в туалет. Лучше просмотрю назначения в непосредственной близости от кабинета, хотя я сильно рискую. Но уборная и коридор – это единственные места, где ночью горит свет. У себя в палате, даже при включенном фонарике, я не смогу прочитать ни строчки – в этом я убедилась, когда разыскивала нужные мне папки. Будем надеяться, что повезет и на этот раз.

Я уселась в самом углу, так, чтобы вошедшему в сортир человеку сразу не было видно, чем я занимаюсь. Периодически поглядывая на дверь, я раскрыла первую папку и стала разбирать написанное.

Единственное, что удалось более-менее расшифровать, – это первую букву имени пациентки, ибо это была именно пациентка, а не пациент. Начиналось на букву «Н» – следовательно, либо Наталья, либо… Так, женщин у нас, включая меня, шесть: Настя, Наталья, Жанна, Оля, безымянная соседка и я. Если бы назначение было Казаковой, первая буква была бы «А» – полное имя девчонки Анастасия. Я уставилась в каракули, изображавшие фамилию больной. Первая буква то ли «О», то ли «С». Если это «С», остаются два варианта – или Смирнова, или Степанова. В любом случае, папка представляет для меня ценность, ничьей еще история болезни быть не может, только одной из коматозных теток. Я перевернула страницу.

Не буду вдаваться в подробности, какие усилия и воображение я приложила, чтобы как-то расшифровать диагноз и препараты, выписываемые больной. Некая «Н» страдала маниакально-депрессивным психозом, в сопутствующие симптомы и жалобы я вникать не стала, мне ведь нужны названия препаратов. С лекарствами явно повезло – они были написаны латиницей, и я старательно переписала буквы на страницу газеты со сканвордами, которую утащила с общего стола. Завтра отдам газету Мельникову, пусть пробьет по базе лекарства, сразу станет ясно, соответствуют они заболеваниям или нет.

Следующая папка, увы, для меня ценности не представляла. Имя пациента удалось разобрать довольно быстро – первая буква «И», но не Илья. Значит, Иван. Диагноз – суицидальные попытки. Стало быть, мой молодой напарник по карточным играм. Прости, дорогой, но твои болячки меня не интересуют – я разочарованно закрыла документ.

Осталась последняя – если повезет, тоже соседкино назначение. Увы, опять прокол. Первая буква имени – «Е». Ни с какими другими ее точно не спутаешь, фамилия – Дубровин. Надо же, красиво как звучит – почти что пушкинский Дубровский. И кто ты у нас, позволь спросить?

Что я думаю – конечно же это дед! Евгений Игоревич, точно помню! Но может, Евгением кличут кого-нибудь из других представителей мужской половины нашего отделения? Ладно, что там у нас с диагнозом…

Вчитавшись в очередную порцию врачебных иероглифов, я едва не присвистнула. Вот тебе и раз, не повезло моему деду! Только как, скажите на милость, пациент с раковой опухолью мозга умудрился угодить в больницу, специализирующуюся на психических расстройствах? Рак головного мозга не лечится – в некоторых случаях помогает операция, и то не всегда. Обычно человек с таким диагнозом долго не живет, что ему находиться в нашей лечебнице?

Теряясь в догадках, я занесла в свой протокол список дедовских лекарств и задумчиво закрыла папку. Жаль, я не медэксперт, все названия для меня незнакомы. Остается ждать Андрюху, пускай пробивает по базам. Зато теперь понятна причина дедовских страданий накануне – при опухоли человек испытывает адские, невыносимые боли. Дед обвинял врача, что та не выполнила обещание. Может, ему давали особые лекарства, купирующие болевой синдром? Но почему дед не лежит в другой лечебнице? Потому что главный врач – его хороший приятель? На каких основаниях Сазанцев лечит опухоль?

Ладно, с папками я закончила, пора возвращать их на место. Я хорошенько запрятала их под куртку и прошмыгнула в коридор. Со всеми предосторожностями открыла дверь старшей медсестры – та все еще спала, – положила документы на стол. Еще раз проверила, все ли лежит так же, как и до моего появления, и покинула кабинет.

В мои дальнейшие планы входило обследование больничного коридора – я намеревалась проверить батарею, которую, по моему предположению, ночной невидимка зачем-то передвигал. Но не успела я повернуть в сторону окна, как услышала быстрые шаги откуда-то со стороны своей палаты. Я резко остановилась и изменила траекторию движения. Благо догадалась не прятаться под столом или кроватью – ко мне торопливо приближалась одна из дежуривших санитарок.