Читать книгу "Жажда крови. Дракенфелс - Джек Йовил"

...И Иллона Хорвати не окончит свои дни, совершив самоубийство по дороге из сумасшедшего дома.

На его плечо опустилась рука. Это был Вейдт.

– Конец, Руди. Нам конец.

Охотник за наградами был пьян, его небритое лицо напоминало перекошенный череп. Но он был прав.

– Да, конец.

– Но мы ведь уже были тут, а? Мы старики. Ты, и я, и гном, и эта любительница крови. Мы были тут, когда все эти актеришки лежали еще в колыбелях. Мы сражались, как им никогда не доведется...

Вейдт умолк, свет в его глазах погас, и он вдруг повалился на бок. Как и все они, он вышел из замка Дракенфелс другим человеком, чем был до того, как шагнул в его ворота. Руди жалел, что не видел охотника двадцать пять лет. Их столько связывает, они могли бы стать друзьями до гроба. Крепость соединила их, особенно те часы, когда они, раненные, во тьме дожидались возвращения Освальда, зная, что принц погибнет и существа с когтями и зубами явятся за ними.

Выпитое вино внутри Руди переместилось вниз, и он с безнадежностью понял, что должен отлить. Он с трудом поднялся и побрел прочь от Вейдта, голова его кружилась, будто волчок. Перед ним неясно замаячил Жесснер, он что-то говорил, но Руди не разобрал что.

Актер хлопнул его по спине, и старик споткнулся. Музыканты играли, Иллона теперь танцевала одна.

Он сделал это в соседней комнате, вдали от света и шума. Облегчившись в холодный очаг, он повернулся, направляясь обратно, к своему месту у камина, к друзьям.

Она стояла в дверях, между ним и вечеринкой. Он сразу узнал ее узкобедрую фигуру и длинные темные волосы. На ней был ее танцевальный костюм, с разрезом до бедра с одной стороны, до неприличия туго обтягивающий грудь.

– Руди, – сказала она ему, и это было двадцать пять, тридцать лет назад. Дни богатой добычи, славы, приключений.

– Руди. – Она протянула к нему руку, звякнули ее браслеты.

Он почувствовал, как тяжесть свалилась с него, и распрямился. Спина больше не болела.

– Руди. – Голос был тихий, но настойчивый. Манящий, но опасный.

Он, пошатываясь, потянулся к ней, но она отступила прочь, в темноту. Она вышла в дверь, и он на ощупь протиснулся следом.

Они были в коридоре. Руди не сомневался, что именно здесь они сражались с ожившими горгульями, но люди Освальда вычистили его, расставили свежие свечи в канделябрах, расстелили ковры для прибывающих высоких особ.

Эржбет повела его дальше, в самое сердце Дракенфелса. В зале отравленного пира его ожидал мужчина. Сначала, из-за маски, Руди решил, что это актер, Лёвенштейн. Но это был не актер.

Человек взглянул на него из-за стола. Глаза его горели в прорезях маски. Перед ним были разложены ножи, словно перед обедом. Но ни вилок, ни ложек не было. Только ножи.

Человек взял нож. Тот сверкал в его руке, словно белое пламя.

Руди, холодея, хотел было бежать назад, в дверь. Но перед ней стояла Эржбет, перекрывая ему путь к отступлению. Теперь он мог лучше рассмотреть ее. Низкий вырез корсажа ее платья не скрывал огромную красную рану, зияющую, словно окровавленный рот, сбоку на ее груди.

Она запрокинула голову назад, и ее волосы отлетели от лица. Он увидел, что у нее нет глаз.

VI

Лилли Ниссен общалась со своим директором-автором-партнером излюбленным способом – засылала к нему своего астролога. Если она была недовольна линией диалога, или игрой какой-нибудь меньшей знаменитости, или едой, которую ей подавали в ее покои, или шумом, производимым вечеринкой, на которую она подчеркнуто не пошла, или тем, что солнце каждое отдельно взятое утро упорно всходит на востоке, она направляла Небензаля поплакаться Детлефу. Детлеф уже начинал жалеть бедного шарлатана, чья выгодная должность оказалась вдруг столь неожиданно сложной. Детлеф считал, что тот сам виноват, раз не провидел по картам, звездам или потрохам, каким чудовищем окажется его нанимательница.

Труппа собралась в главном зале Дракенфелса, превращенном в театр. Лилли решила появиться на сцене. Как обычно, она считала, что нет ничего более важного из всего, что связано с пьесой, чем ее минутные прихоти, и вплыла в кресле, которое нес ее гигант-телохранитель, прямо в разгар репетиции.

Шла одна из первых сцен, в которой Освальда в альтдорфском дворце посещает предполагаемый дух Великого Чародея. Они спорят в стихах, возникает конфликт, и намечаются основные темы пьесы. Детлеф посадил Варгра Бреугеля читать за себя текст, чтобы самому сосредоточиться на игре Лёвенштейна и на световых эффектах, благодаря которым он казался бы иллюзорным. В маске тощий актер казался совершенно нечеловеческим существом. Женевьева, которая сидела на репетиции, вся дрожала, – наверно вспомнив омерзительного настоящего Дракенфелса, – и Детлеф счел это данью таланту Лёвенштейна. Заглядывая в будущее, Детлеф понимал: существует опасность, что он окажется в тени злодея. Он твердо решил, что его собственная игра должна быть как можно более искусной. Он ничего не имел против. Гордясь своим талантом, он презирал звезд – одной из таких, несомненно, была Лилли, – которые окружали себя самыми глупыми, бесталанными актерами вспомогательного состава из всех возможных, чтобы ярче блистать на их фоне.

Во время путешествия к крепости Лилли попыталась уговорить его через Небензаля взять на другие женские роли в «Дракенфелс» кое-кого из ее излюбленных ходячих статуй, и Детлеф пинком выгнал астролога из своего фургона. Детлеф, задумавший, написавший и поставивший пьесу, полагал, что может позволить другим блистать в ней. Он намеревался напечатать свое имя в программке и на афишах в самом конце и самыми мелкими буквами, чтобы его воспринимали в первую очередь как творца пьесы, а не просто как одного из исполнителей.

Лёвенштейн-Дракенфелс навис над Бреугелем и клялся, что зло будет править еще долго после того, как выбеленные кости ничтожного принца обратятся в позабытый всеми прах, когда Лилли совершила свой незапланированный выход на сцену в сопровождении свиты. Черный гигант покорно тащил огромное кресло. На нем с чопорным видом восседала Лилли, словно ребенок, которого несет любящий отец. Ее хромая костюмерша ковыляла в нескольких шагах позади, неся корзинку с конфетами и фруктами – частью «особой диеты» звезды, и еще несколько типов, чьего предназначения Детлеф никогда не в силах был постичь, тоже шли следом, чтобы придать побольше веса очередной претензии своей госпожи.

Небензаль направился к Детлефу, он явно был смущен, но пытался собраться с духом, чтобы выразить некий протест. Лилли заворчала надменно, будто горная кошка, возомнившая себя важнее льва, и уставилась на него горящим взором. Детлеф понял, что дело худо. Если она вздумала излагать проблему перед всей труппой, значит, наверняка все кончится большим скандалом. Остальные актеры на сцене и в зале нервно заерзали в ожидании сокрушительных по силе громов и молний.

Щеголеватый астролог вытянул сжатую в кулак руку и разжал пальцы. На ладони у него лежали зубы.