Читать книгу "Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр"

Когда руководитель Amazon Джефф Безос представлял Kindle, он самодо­вольно заявил: «Для нас крайне важно взять некий объект, столь же развитой как книга, и улучшить его. А может быть, даже изменить сам метод чтения»22. В данном случае вполне можно было бы обойтись без слов «может быть». Метод чтения, да и письма, людей значительно изменился благодаря Сети. Эти изменения продолжаются и теперь - медленно, но уверенно. Мир книг постепенно расходится с печатной страницей и переходит в «экосистему перебивающих технологий» компьютера.

Многие специалисты уже давно пытались похоронить книгу. В самом начале XIX века растущая популярность газет (в одном только Лондоне их издавалось больше сотни) заставляла многих обозревателей предпола­гать, что книги скоро окажутся на грани забвения. Каким образом они могут конкурировать по скорости подачи информации с ежедневной прессой? «Уже до конца нынешнего столетия журналистика заменит собой всю остальную прессу и станет основным способом выражения человеческой мысли, - зая­вил в 1831 году французский поэт и политик Альфонс де Ламартин. - Мысль будет распространяться по всему миру со скоростью света, момен­тально возникать, моментально записываться и моментально воспри­ниматься. Она накроет всю Землю с одного полюса до другого - внезапная, мгновенная, горящая с пылом души, её создавшей. И это будет временем царствования человеческого слова во всей его полноте. У мысли не будет времени для того, чтобы вызреть, обрести форму книги, - книга появится слишком поздно. Единственно возможная сегодня книга - это газета».

Ламартин ошибался. К концу его века книги всё ещё были рядом с людьми и вполне уживались с газетами. Однако в это время появилась новая угроза их существованию: фонограф Томаса Эдисона. Казалось очевидным, по крайней мере, для представителей интеллигенции, что в скором времени все будут не читать литературу, а слушать её. В своём эссе, опубликованном в 1889 году в журнале Atlantic Monthly, Филипп Хьюберт предсказывал, что «многие книги и истории вообще не дойдут до печатного станка; они сразу попадут в руки читателей (или, скорее, слушателей) в виде фонограмм». Он писал, что фоно­граф, который в то время уже мог и записывать звуки, и воспроизводить их, также «значительно превзойдёт пишущую машинку» в качестве инструмента для создания художественной прозы. В том же году футуролог Эдвард Бел­лами в своей статье в журнале Harper's предположил, что совсем скоро люди смогут читать «с закрытыми глазами». Он также предсказал, что люди будут носить с собой небольшие аудиоплееры (названные им «незаменимыми»), где будут содержаться все их книги, газеты и журналы. Матерям, писал Беллами, больше не придётся «до хрипоты рассказывать детям истории в дождливый день, чтобы те не впадали в уныние». У каждого из детей будет свой «неза­менимый» плеер.

Спустя пять лет журнал Scribners нанёс кажущийся смертельным удар по кодексам, опубликовав статью под названием «Конец книг», написан­ную выдающимся французским писателем и издателем Октавом Узанном. «Что я думаю о судьбе книг, моих дорогих друзей? - писал он - Я не верю (и прогресс, связанный с развитием электричества и современных механизмов, не позволяет мне верить) в то, что изобретение Гутенберга ожидает какая-либо иная судьба, кроме небытия - рано или поздно оно перестанет быть лучшим из методов отображения продуктов нашего ума». Печать, «несколько устаревший процесс», которая на протяжении веков «деспотично правила умами людей», будет замещена «фонографией», а библиотеки превратятся в «фонографотеки». Мы увидим возвращение «искусства говорить» - ведь рассказчики вновь займут место писателей. «Дамам больше не придётся, - заключал Узанн, - говорить об успешном авторе: "Что за очаровательный писатель!" Теперь они, содрогаясь от волнения, будут вздыхать: "Ах, голос этого рассказчика захватывает, прельщает и будоражит меня!"».

Однако книга пережила появление фонографа так же, как и появление газеты. Слушание не заменило чтения. Изобретение Эдисона стало приме­няться в основном для проигрывания музыки, а не для декламации стихов и прозы. В течение XX века книги смогли пережить и ещё несколько смертель­ных, на первый взгляд, угроз: появление кинотеатров, радио и телевидения. В наши дни книги остаются вполне привычным элементом нашего быта, и есть все основания верить в то, что печатная продукция продолжит произ­водиться и читаться, в разумных пределах, и в последующие годы. Конечно, книги могут оказаться на пути к забвению, но путь этот обязательно будет длинным и извилистым. Однако продолжающееся существование кодексов хотя и представляется отрадным для библиофилов, И никак не меняет того факта, что книги и их чтение (по крайней мере, по сравнению с состоянием в прошлом) находятся в своего рода культурной тени.

Мы, как общество в целом, уделяем значительно меньше времени, чем прежде, чтению печатных текстов, и даже читая их, находимся в тени Интернета. «Уже сейчас, - писал литературный критик Джордж Стайнер в 1997 году, во многом утрачены умение молчать, искусство концентрации и запоминания и достаточное количество времени, от кото­рого зависело вдумчивое чтение». «Однако, - продолжает он, - эти потери кажутся незначительными по сравнению с прекрасным новым электронным миром». Ещё пятьдесят лет назад мы вполне могли заявлять, что находимся в эре печатной продукции. Сейчас это уже не так.

Некоторые мыслители приветствуют закат книги как явления и при­сущего ей буквального мышления. В своём недавнем обращении к группе учителей Марк Федерман, исследователь процессов образования из Универ­ситета Торонто, заявил, что грамотность в традиционном понимании «пред­ставляет собой лишь причудливое понятие, эстетическую форму, которая не имеет ничего общего с реальными вопросами и проблемами педагогики, подобно тому, как чтение стихов, хотя и не лишённое определённого смысла, более не является силой, структурирующей общество». Учителям и студен­там пришло время, сказал он, покинуть «линейный, иерархический мир книг» и войти в мир «повсеместного подключения к Сети и универсальной близо­сти» - мир, в котором «величайшие навыки» предполагают «распознавание смысла в постоянно изменяющемся контексте».

Клей Ширки, исследователь цифровых медиа из Нью-Йоркского универ­ситета, предложил в 2008 году в своём блоге не тратить время на оплакивание смерти углублённого чтения - на его взгляд, важность этого свойства всегда переоценивалась. «Никто не читает "Войну и мир", - писал он, упоминая эпос Толстого как квинтэссенцию высоких литературных достижений. -? Книга слишком длинна и недостаточно интересна». Люди всё чаще «считают, что священный труд Толстого на самом деле не настолько ценен, чтобы тратить время на его изучение». То же самое относится к циклу романов М. Пруста «В поисках утраченного времени» и других произведений, которые до недав­них времён считались, по меткому выражению Ширки, «чем-то очень важным по не совсем понятным причинам». Он считает, что «все эти годы мы впустую хвалили писателей» типа Толстого и Пруста. Наши прежние привычки, свя­занные с литературным мышлением, «были всего лишь побочным следствием жизни в условиях среды неполного доступа»29. Теперь, заключает Ширки, бла­годаря тому, что Сеть обеспечила нас полноценным «доступом», мы вполне можем отложить в сторону некоторые из наших устаревших привычек.