Читать книгу "Тевтонский орден - Вильям Урбан"

Новгород был спасен от шведской экономической блокады. Благодаря этой битве на Неве князь Александр стал впоследствии известен по прозвищу, полученному после нее,– Невский.

Епископ Томас оставил свою кафедру в 1245 году, убежденный, что потерпел неудачу в деле своей жизни – крещении финнов и карелов. Но он был слишком пессимистичен. Четырьмя годами спустя Карл Биргер начал военную кампанию, которую шведы называли вторым крестовым походом, в земли, где теперь расположен г. Хельсинки. В последующие годы некоторые шведские рыбаки смогли перебраться через залив в Эстонию, где они основались в маленьких поселениях, расположенных вдоль побережья. Впоследствии шведская эмиграция в эти земли значительно увеличилась и изменила их этнический состав.

Ледовое Побоище

Ливонская угроза была для Новгорода более опасна, чем шведская. Объединенные силы бывших Меченосцев, мелких рыцарей из Эстонии, датчан, возглавляемых герцогами Канутом и Абелем, немцев под предводительством епископа г. Дорпата[31], Германа фон Буксведена (брата епископа Альберта), и русских под предводительством князя Ярослава (изгнанного из Пскова), вторглись на новгородские земли с запада. В сентябре 1240 года эта армия захватила Изборск и разбила войско из Пскова, идущее на выручку изборскому гарнизону. Затем настала очередь Пскова. После недельной осады город сдался на определенных условиях. Очевидно, полагаясь на союзников внутри города (возможно, друзей князя Ярослава, который отдал в заложники их детей), крестоносцы разместили в городе гарнизон из двух рыцарей и их свиты, в общей сложности около тридцати или пятидесяти человек. Вожди крестоносцев, наверное, провели всю зиму, предвкушая, как в следующую кампанию будут перекрыты новгородские торговые пути. Особенно после того, как услышали новость, что горожане Новгорода, которые предпочли мир с немцами (возможно, потому, что они считали, торговля с Западом необходима для выживания города), поссорились с князем Александром и он уехал в отдаленный Переяславль, где правил его отец Ярослав.

Когда Вальдемар Датский умер в марте и его сыновья остались дома, опасаясь, что разразится гражданская война, расформированные Меченосцы увидели в этом кризисе не потерю союзника, а возможность возвратить себе Эстонию. Они уже вели переговоры с датскими вассалами в Эстонии, которые желали бы нарушить договор 1238 года и одновременно попытаться завоевать Новгород. Источники тех лет слишком малочисленны, чтобы дать представление о том, в какой степени бывшие Меченосцы возглавляли это нападение на Русь и снабжали его людьми, действуя без официального разрешения и подкреплений со стороны Тевтонского ордена. Но кто-то из бывших Меченосцев, возглавлявший случившийся ранее мятеж против магистра Фольквина, вынужденного когда-то захватить Эстонию против своей воли, явно играл одну из первых ролей в подготовке этого вторжения.

К апрелю 1241 года армия из тевтонских рыцарей, бывших Меченосцев, вассалов Дании и местных эстонцев заняли Карелию – землю, лежавшую на восток от Нарвы. Из замка, сооруженного ими в Копорье, они совершали дерзкие набеги на юго-восток, однажды приблизившись на двадцать миль к Новгороду и уведя столько коней, что крестьяне не могли той весной вспахать свою землю.

Эти успехи сделали союзников столь уверенными в победе, что они поспешно послали епископа Генриха Озельвикского в Рим, с просьбой к папе Григорию о назначений Генриха епископом покоренных земель. Возможно, предполагалось предложить русским князьям на севере военную помощь Запада против монголов. Взамен православные люди должны были принять унию церквей при ведущей роли католиков. Конечно, и в Пскове, и в других городах были люди, выражавшие желание согласиться на эти условия, как это сделали русские князья в Галиции (как раз в это время монгольские орды разоряли их земли). Также ясно, что именно военная поддержка со стороны Пскова столь усиливала натиск Запада на Новгород, так как крестоносцы не могли бы набрать достаточное количество воинов, чтобы сломить сопротивление новгородцев. Папа, со своей стороны, выразил полное одобрение происходящего, приказав архиепископу Лунда и подчиненным ему епископам воззвать к своим людям и «подобно Моисею, повесить меч на пояс» – вооружиться словом Божьим, чтобы защитить христиан в Эстонии.

Остается неизвестным местонахождение Вильяма Моденского в период с февраля 1241 года до февраля 1242 года. В 1239-1240 гг. он побывал в Пруссии, Любеке и Дании, пытаясь разрешить любой спор, который мог помешать крестовому походу. Зная что-то о его перемещениях в упомянутое время, можно было бы ответить на вопрос, организовывал ли он в это время в Эстонии нападение на Новгород или, будучи в Германии, Богемии и Польше, пытался создать оборонительную стратегию против наступающих монголов.

Невозможно также точно выяснить подробности о деятельности ливонского магистра Дитриха фон Грюнингена. Он был одним из рыцарей, которые вступили в орден вместе с Конрадом Тюрингским в 1234 году, и был избран магистром Ливонии в 1237 году, когда, очевидно, было решено, что ему необходимо набраться больше опыта, который он явно получил в последующие годы. Он был преемником Германа Бальке в 1238 году, но отсутствовал в критические месяцы 1241 года, когда планировалось нападение на Новгород. Вернулся он в 1242 году, очевидно уже летом, с открытием навигации, и оставался в Ливонии до 1245-1246 гг., когда начал временно исполнять функции магистра Германии, а затем стал магистром Пруссии. В отсутствие Дитриха дела вел Андреас фон Фельбен. Из его последующей блестящей карьеры мы можем заключить, что в 1241-1242 годах он также отлично справлялся со своими обязанностями и его имя не связывалось с провалом похода на Русь.

Конечно, рыцари ордена в Пруссии были весьма озабочены монгольской угрозой. Хотя постоянно подчеркивается, что легенда о прусском магистре Поппо, якобы нашедшем свою смерть под градом татарских стрел на поле у Лигница, не соответствует действительности, популяризаторы истории продолжают воскрешать ее. Источником этого мифа, возможно, послужила обязанность ордена защищать христиан от всех вооруженных врагов. Возможно, Поппо действительно участвовал в этой битве и был ранен. Прямые доказательства этого отсутствуют. Он действительно скончался в Лигнице, когда навещал в монастыре свою супругу, и был похоронен там, но много лет спустя.

В любом случае для Андреаса это было неподходящим моментом, чтобы рисковать своими рыцарями, которые могли потребоваться во многих других местах. Он понимал, что рыцари, которые рвались напасть на Новгород, были мятежниками, собиравшимися разорвать договор, заключенный с датским королем в Стенсби, и ввергнуть орден в войну с Данией. Возможно, временный характер его власти ограничивал его уверенность в действиях. Как бы там ни было, здравомыслящий Андреас, скорее всего, не был причастен к походу на Новгород в 1241 году.

К тому же фон Фельбен тогда был более озабочен другими проблемами, чтобы поддержать это нападение. Ему нужно было утихомирить волнения в Эзеле, что он и проделал, проведя свою армию по льду и устрашив мятежников. Сохранился мирный договор, который дает нам ценные свидетельства политики крестоносцев по отношению к своим подданным. Во-первых, любой уличенный в исполнении языческих обрядов, наказывался штрафом и бичеванием. Во-вторых, крестьяне должны были доставлять дань на кораблях в Ригу или епископу. В-третьих, тот, кто был виновен в детоубийстве, подвергался штрафу, а если это оказывалась мать ребенка, то ее девять воскресений подряд приводили на кладбище, где с нее срывали одежду и подвергали бичеванию. В-четвертых, ежегодно ко времени, когда уплачены налоги, протекторы выносили судебные решения, в которых они следовали рекомендациям местных старейшин. Наконец, виновные в убийстве чужеземца или родича обязывались платить вергельд – виру размером в десять марок. Это был огромный штраф, который мог быть уплачен только с помощью всего клана. Иными словами, договор затрагивал разнообразные аспекты: религиозные, финансовые и социальные, то есть те, которые, по-видимому, не были учтены уже существующими соглашениями. Также этот договор демонстрирует, что эстонцы Эзеля не были беспомощными и бесправными крепостными. Магистр не подписывал бы официальные соглашения, требующие присутствия священников, монахов, вассалов, маршала, множества рыцарей, если бы старейшины не были влиятельны и не располагали значительным имуществом.