Читать книгу "Ореховый Будда - Борис Акунин"

Открыла глаза в темноте, и опять: крррр, крррр. Скрежещет.

Не сразу и поняла, что звук не изнутри, а от окна. Что-то там противно, душеотвратно скрипело. Покачивалась тень, заслоняла лунный свет.

Думая, что продолжается сон, Ката – явно ли, в сонном ли видении – поднялась, медленно приблизилась.

И услышала голос.

Голос молвил:

– Крепко спишь, ученица. Я уж прут сверху перепилил, теперь снизу допиливаю.

– Дедушка! – пролепетала она. – Я уж не чаяла! Думала, ты меня бросил!

– Учитель ученика бросить не может, – назидательно ответил Симпей. – А Хранитель не может бросить Орехового Будду.

– Где же ты был? Добывал напильник? Иль не мог к окошку подобраться?

– Зачем напильник, если есть мой нож. Он и железо перетирает. А подобраться сюда ночью нетрудно. Но нужно было дать тебе время обжиться на второй ступени.

Прут тихонько крякнул и поддался. Окошко было свободно.

– Лезь. Я спилил под корень, не оцарапаешься.

Ката примерилась – и похолодела.

– Не пройду я! Узко!

Он просунул руку, пальцами померил ей плечи, потом оконницу.

– Да, тесно. Сымай рубаху, тут каждый четвертьвершок на счет. И – головой вперед, как из утробы. Уши пролезут, пролезет и остальное.

Она протянула в окошко рубаху, сунулась головой. Но плечи застряли – никак.

– Сейчас будет больно. Не шумни.

Симпей взял ее за шею своими мягкими, но удивительно сильными пальцами, стал плавно тянуть.

Тело немного продвинулось вперед и встало намертво, стиснутое с двух сторон. Дедушка уперся коленом в стену, рванул.

– Мммммм! – подавилась стоном Ката, чувствуя, как сдирается с плеч кожа.

Но в следующее мгновение полегчало, и ученица выскользнула из дыры, повалилась на Учителя.

Чтоб не заорать, со свистом втягивала воздух. Обхватила горящие плечи руками – пальцы намокли от крови.

– Тихо… Дозорные услышат.

Симпей показал на костер, горевший под деревянным крестом – в самом узком месте перешейка, что соединял монастырь с берегом.

– Хорошо, что у этого соина вместо крепостных стен вода, – сказал Учитель. – Мы уйдем вплавь.

Кусая губы, Ката пошла за ним в темноту. За братскими кельями был спуск, под которым чернела вода. Она была ледяная, но холод ослабил боль.

Плавала Ката хорошо (выросла-то на реке), но за дедом не поспевала, его блестящая под луной башка быстро отдалялась.

– Пробежим. Согреешься, – сказал он, вытягивая ее за руку на берег. – У меня в лесу шалаш.

На бегу Ката, в самом деле, согрелась, но зато снова засаднила ободранная кожа – хоть вой. И опять засочилась кровь.

Ничего! Бежать через лес, по свободе, не вдыхая смрад темницы, было счастьем.

Дед сызнова легко ее обогнал, и скоро она уже еле видела серое пятно его спины.

Впереди показалось слабое свечение. Это на полянке, близ листвяного шалашика, тлел умело разложенный костер: чтоб горел неярко, но долго не гас. Симпей подбросил веток, огонь стал жарче.

– Сейчас, сейчас, – уютно приговаривал дед, роясь в своем мешке. – Ага, вот. Давай-ка плечо.

Она, морщась, подставила рану, дожидаясь облегчения от боли.

– Что это за белый порох? Лекарство?

– Лекарство, лекарство, – кивнул он и сыпанул на содранное место.

Обожгло так, что Ката не сдержалась – заорала во все горло.

– Аааааа!!! Чем… чем это ты?

– Солью.

– Какая же соль лекарство?!

– Очень хорошее. Не для твоей раны, а для твоего духа, который готов постичь третью ступень. Пора нам продолжить учение.

Ступень третья

Сийский лес

Сушить одежду подле костра было необязательно, но девочка выглядела такой измученной и продрогшей, что Симпэй сделал ей поблажку. В деревне он достал сытной еды. Дал Кате несколько глотков молока и одну ложку меда. Больше было нельзя – не выдержит иссохший живот. Содранные плечи смазал травяным соком, чтоб не загноились и быстрее зажили. Но, делая всё это, не говорил добрых слов, которые размягчают душу. Жалость опасна, она поощряет слабость. Ничто не должно поощрять слабость. Хочешь и можешь помочь – помоги, но не ослабляй.

А чтобы ученица не жалела сама себя, он сразу повел ее дальше по Лестнице.

– Третья ступень заключает в себе владение болью. Она бывает двух видов: боль души и боль тела. Над первой ты властна. Прикажи себе: из-за этого я страдать не буду, и, если твой дух хорошо выучен, он послушается. Но боль телесную причиняет внешний мир, когда он тебя ранит или проникает в твою плоть. С такой болью управляться труднее. Тут надобен навык.

– Сказать себе, что я боль придумала, да? – спросила Ката-тян, с сомнением глядя на свое плечо, где начинала запекаться корка. – Я попробую…

– Нет, при сильной боли не получится. Боль – доказательство того, что ты существуешь на самом деле. Она не снится.

– А что же?

– Надо научиться с ней разговаривать.

– С болью?

Он помог ученице надеть рубаху.

– Когда тебе бывает больно? Когда твое тело, твой конь, твой верный пес, жалуется, что ему плохо. Просит тебя: «Хозяйка, выручай!». Что ты сделаешь, если твоя собака скулит? Знаешь, как помочь – помогаешь. Не знаешь или не можешь – утешаешь. Говоришь: «Ты не одна, я с тобой. Я твой хозяин, я тебя не брошу». Собака поскулит, поскулит и перестанет.

– Ужто? – недоверчиво спросила ученица.

– Гляди сама.

Симпэй задрал рукав, взял из костра головешку, приложил к голому локтю и держал, пока не запахло паленым. Морщился, шевелил губами. Потом морщиться перестал.

– Моя боль – как ручной медведь. Велю – рычит, велю – плачет, велю – на задние лапы встает.

У девочки загорелись глаза.

– Дай! Я тож попробую!

– Не так быстро, – засмеялся Симпэй. – С телом учатся говорить постепенно. И начинают с простого. Вот ты устала, ослабела, а нам нужно идти. Потому что утром в монастыре хватятся, что узница сбежала, и будут тебя искать. Нам надо встать на копыта и уйти сколь можно дальше. Поговори со своим телом, попроси его, чтоб сыскало в себе силу. Скажи ему: «Я плохо тебя кормила, но это не оттого, что я тебя разлюбила. Послужи мне, яви милость. А я тебя после награжу».