Читать книгу "Ритуалы плавания - Уильям Голдинг"

Что ж, с известными оговорками, я мог праздновать победу, не правда ли? Я сказал, что он придет, и он пришел. Но если в моем воображении он приходил утешить несчастного Колли, то в действительности он проявил себя либо слишком жестокосердным, либо неискушенным в дипломатической хитрости, чтобы сделать над собой последнее усилие. Чем ближе он подходил к тому, чтобы совладать с душившей его желчной злобой, тем упорнее подступала она у него к горлу. И все же отныне у меня появились некоторые основания для уверенности: мысль о существовании этих записей, над которыми я сейчас тружусь, уже не даст ему покоя. Она будет досаждать ему, как заноза под ногтем. Он еще спустится к нам сюда…

БЕТА

Вот и опять попал ты пальцем в небо, Тальбот! Вперед тебе наука, сынок! Этот барьер ты взять не сумел! Отныне не будешь терять голову, самодовольно созерцая первые плоды успеха! Капитан Андерсон более вниз не сошел. Он прислал гонца. Я как раз дописывал рассуждение про занозу, как в дверь ко мне постучали — и кто бы вы думали возник у меня на пороге? Мистер Саммерс собственной персоной! Я пригласил его войти, пересыпая свежую страницу песком, как видите — не безупречно, закрыл и запер на ключ дневник, затем поднялся и молча предложил гостю свой стул. Он мое предложение отклонил, примостился как-то боком на краешке койки, на нее же положил свою треуголку и посмотрел задумчиво на мою тетрадь.

— Еще и под ключом!

Я промолчал, только с полуулыбкой глянул ему в глаза. Он кивнул, будто без слов все понял, — полагаю, что так оно и было.

— Мистер Тальбот, пора с этим как-то кончать — продолжение смерти подобно.

— Вы имеете в виду мой дневник?

Он махнул рукой, словно отметая все шутки в сторону.

— Я заходил взглянуть на него — по приказу капитана.

— На Колли? Я и сам заходил к нему. По вашей просьбе, если вы помните.

— Он болен. Его рассудок в опасности.

— И все из-за того, что выпил лишнего! По-прежнему никаких перемен?

— Филлипс клянется, что за три дня он ни разу не шевельнулся.

Тут я, возможно без достаточных к тому оснований, употребил крепкое словцо, но Саммерс будто и не слышал.

— Повторяю, он может повредиться в рассудке.

— М-да, складывается такое впечатление.

— Я должен принять все возможные меры — у меня приказ капитана, и вы мне поможете.

— Я?

— Да, вы. То есть вам, конечно, никто не приказывает, но мне в то же время приказано обратиться к вам за помощью и прислушаться к вашему совету.

— Вот это сюрприз, капитан мне льстит! Да будет вам известно, Саммерс, меня самого наставляли усердно практиковаться в искусстве лести, но мне не могло прийти на мысль, что моя скромная персона станет объектом подобных упражнений.

— Капитан Андерсон полагает, что ваше знание света и людей придает вашим советам исключительную ценность.

Я от души расхохотался, да Саммерс и сам рассмеялся.

— Полноте, Саммерс! Капитану Андерсону не принадлежит здесь ни слова!

— Ваша правда, сэр. Слова капитана переданы не совсем точно.

— Не совсем!.. Я вот что скажу вам, Саммерс…

Я вовремя себя остановил. А сказать мне хотелось о многом. Я мог бы рассказать ему, что внезапное беспокойство капитана Андерсона о мистере Колли объясняется вовсе не тем, что он внял моим призывам, а тем, что узнал о неких записях, которые я веду с намерением представить их на суд влиятельной особы. Я мог бы высказать мнение, что капитан не столько печется о рассудке несчастного Колли, сколько ищет способа, в соответствии со своим довольно тонким расчетом, сделать меня непосредственным участником событий и таким образом завуалировать истинный их характер или же, по крайней мере, смягчить то суровое осуждение, то отвращение, которое эта история может вызвать у Вашей светлости. Однако наука идет мне впрок, не правда ли? Прежде чем откровенные слова успели сорваться с кончика моего языка, я осознал, насколько опасны они могут быть для Саммерса — да и для меня тоже.

— Что ж, мистер Саммерс, располагайте мною.

— Я не сомневался, что вы согласитесь. Команда невежественных матросов получила солидное подкрепление в лице представителя гражданских властей. Итак, как будем действовать?

— Рассудим: у нас имеется духовный пастырь, с которым… Но постойте, не получить ли нам дополнительное подкрепление в лице мисс Грэнхем? Она дочь каноника и кому, как не ей, знать все тонкости обращения с лицами духовного звания!

— Вынужден призвать вас к серьезности, сэр, а упомянутую особу оставьте заботам мистера Преттимена.

— Как! Быть этого не может! Чтоб сама Минерва?..

— Сейчас наши мысли должны быть обращены к мистеру Колли.

— Ну хорошо. Итак, у нас имеется духовный пастырь, который опустился до непотребного скотства и теперь нещадно казнит себя за это.

Саммерс посмотрел на меня испытующе и, я бы даже сказал, с интересом.

— А вы знаете, до какого он опустился скотства?

— Как не знать! Я же сам видел! Мы все видели, не исключая и дам! Но если на то пошло, Саммерс, я видел больше остальных.

— В высшей степени любопытно.

— Не думаю, что это сколько-нибудь важно. Но спустя всего несколько часов после того, как он явил себя обществу в самом непотребном виде, я узрел его в нашем коридоре — он неспешно двигался в сторону гальюна: в руке он держал лист бумаги, а на его мерзкой образине блуждала престранная улыбка.

— И как вы истолковали его улыбку?

— Пьяный что дитя: чему радуется — сам не ведает.

Саммерс кивнул в сторону носовой части судна.

— А там? На баке?

— Откуда нам знать.

— Можно ведь и порасспросить кой-кого.

— Умно ли это, Саммерс? Разве балаган, устроенный матросней, — уж вы меня простите! — имел целью позабавить своего брата матроса? О нет, он был адресован властям предержащим или тем, кто их здесь представляет. Так не лучше ли не напоминать им лишний раз об этом?

— Речь идет о спасении рассудка этого несчастного, сэр. И если для этого нужно пойти на риск — что ж! Кто подбил его напиться? Кроме матросов есть ведь еще переселенцы — вполне благопристойные люди, насколько я мог заметить. Уж у них-то во всяком случае нет ни малейшего намерения насмехаться над властью. При этом они, надо полагать, полностью в курсе происшедшего.

Я вдруг вспомнил ту бедняжку с изможденным лицом, в котором навеки поселилась тень, и там, где она приютилась, она словно выедала глубокие впадины. Ей пришлось наблюдать Коллиево бесстыдное скотство как раз в ту минуту своей жизни, когда она вправе была рассчитывать на совсем иное поведение со стороны духовного лица.