Читать книгу "Рейдер "Атлантис". Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 гг. - Бернгард Рогге"

– Я берлинец, господин лейтенант, – объяснил матрос. – Морской слон в Берлинском зоопарке известен как Роланд.

Матросы погнали катер к берегу так быстро, как только могли, ни на миг не переставая вести наблюдение, но, кроме Роланда, не было видно ни одного живого существа. Когда они причаливали, старая пристань скрипела и стонала. Доски трещали под ногами матросов и падали в воду. В конце концов все выбрались на берег. Роланд заковылял прочь и некоторое время наблюдал за нами издали, а затем скользнул в воду. Непривычно было стоять на твердой земле посреди зловония, издаваемого ворванью и гниющими растениями. Несколько мгновений все стояли неподвижно, принюхиваясь к острому жалящему запаху почвы, прежде чем двинуться дальше для осмотра ближайшего сарая. Дверь одного из них была открыта и раскачивалась на покосившихся петлях. На берегу разведчики заметили остов лодки, изъеденный неумолимым течением времени. Вдали от берега голые холмы круто возносили к небу свои вершины почти до самых облаков. Не прошло и трех минут, как разведчики добрались до поселка. Среди кучки построек выделялся большой дом с застекленной верандой на фасаде. В этом окружении он смотрелся как швейцарский отель. Разведчики вошли внутрь и очутились в довольно просторной столовой, где находились плита, деревянный стол с двумя стульями, а с потолка свисала лампа. На отрывном календаре, висевшем на стене, значилось имя торговца колониальными товарами в Таматаве, порту на острове Мадагаскар. Календарь был иллюстрирован цветными картинками с изображениями девушек с Мадагаскара, на которых почти ничего не было надето. Они держали в руках бутылки с перно и выглядели явно не на месте в этом климате. На листке календаря значилось число – 18 ноября 1936 года. Таким образом, в течение четырех лет нога человека не ступала на берег этого острова. Обнаруженная в следующей комнате батарея пустых бутылок из-под кларета свидетельствовала о том, что в этом доме бывали французы. Разведчики нашли начатую буханку хлеба, которая, ко всеобщему удивлению, не заплесневела; хоть и черствая, она была вполне съедобна, и даже мыши до нее не добрались. То ли лоция дала неверные сведения насчет «изобилия мышей», то ли они все вымерли. Затем разведчики зашли в спальню, где вдоль стен притулились старомодные кровати, без одеял и подушек, и воздух в комнате был затхлым и отдавал плесенью. В мастерской они обнаружили немного консервов, а также ящик с динамитом и кое-какие инструменты. После этого матросы наткнулись на свинарник с двумя дохлыми свиньями. Удивительные климатические условия не позволили трупам разлагаться. Но почему свиньи сдохли? Почему господин Боссьер оставил на столе хлеб и бросил на произвол судьбы свиней? Похоже было на то, что он покинул свой дом в спешке. Мор предположил, что, вероятно, однажды к острову, возможно по ошибке, пристал корабль. Это мог быть «Бугенвиль» – матросы нашли на полу ленточки с головного убора одного из моряков этого судна, – и господин Боссьер ринулся на борт с криком: «Возьмите меня с собой! Я больше не хочу видеть этот остров!»

Мор со своими людьми передал мне по рации, что остров безусловно необитаем.

На повестке дня встала задача – промерить и обозначить буями фарватер залива Газел-Бэй. Этот залив, по существу, являлся внутренней бухтой дельтового протока Фондри-Бранч, где «Атлантис» впервые бросил якорь после 300 дней плавания. Я выбрал это место потому, что «Вестник Антарктики» описывал его как лучшую естественную гавань и еще потому, что там легко пополнить запасы питьевой воды за счет близко расположенных ручьев. Как только промерили и обозначили буями залив Газел-Бэй, «Атлантис» снялся с якоря и неторопливо продолжил свой путь сквозь заросли морских водорослей. Оставив первые два буя слева по борту, мы вынуждены были наполовину увеличить скорость и резко положить руль вправо. Подняв якорь, мы включили эхолот, и он отметил глубину под нами в 6,5 морской сажени (11,9 метра). Кюн с боцманом стояли у клюзов корабля; мы были готовы отдать оба якоря.

– Шесть с половиной, – объявлял лотовой, – шесть с половиной... пять саженей... по-прежнему пять... Стоп! Оба!

Спустя мгновение «Атлантис», продолжая идти вперед, внезапно сел на не отмеченный на карте риф, который не был обнаружен ни командой лотовых, ни эхолотом.

Я попытался освободить корабль, запустив обе машины на полный назад, но «Атлантис» не двинулся с места. Я не хотел прибегать к каким бы то ни было крайним мерам, пока не представлю себе состояние судна. Эхолоты показали, что корабль сидит на небольшой скалистой вершине, круто поднимающейся с глубины и такой узкой, что ускользнула от внимания нашей команды лотовых. Аварийно-спасательная команда доложила, что все топливные отсеки и трюмы остались неповрежденными. Под воду ушел водолаз, чтобы исследовать состояние корпуса и сообщить о положении судна и о понесенном ущербе. В его первом донесении отмечалось, что форпик[29] и цистерна номер 1 в двойном дне имеют пробоины, но, к счастью, топливные отсеки остались нетронутыми. Убирающийся брус для траления мин вдавило примерно на полтора метра дальше его родной ниши, при этом было пробито несколько поперечных переборок. Пробоина в форштевне послужила причиной течи в цистерне номер 1, содержащей 82 тонны питьевой воды, которая постепенно смешалась с морской водой.

В течение последующих 30 часов мы три раза пытались снять корабль с мели, но все наши усилия оказались тщетными. Я старался не думать о том, что может произойти в том случае, если от нас отвернется удача, – в военное время окажемся на пустынном необитаемом берегу за тысячи километров от ближайшего островка цивилизации. Вместе с Кильхорном, котельным машинистом и телефонистом я спустился в залитый водой отсек; откачав воду с помощью свежего воздуха, мы произвели тщательный осмотр повреждений изнутри. 16 декабря мы в четвертый раз попытались освободиться, проведя перед этим несколько бессонных ночей, перетаскивая все, что было транспортабельным, в кормовые отсеки. Наклон судна кормой вниз составил 8,5°, но оно по-прежнему не двигалось с места. Затем мы как можно дальше отдали кормовой якорь, а оба носовых якоря отдали в средней части судна. Накренив корабль более чем на 8°, мы поочередно с каждого борта укоротили якорную цепь, пока машины отрабатывали полный назад во время поднимающегося прилива. Первая попытка провалилась, хотя мы гоняли машины в течение 53 минут. При второй попытке корабль чуть не занесло на мелководье; его удержал только кормовой якорь, при этом натяжение каната едва не превысило разрывное усилие. Время отсчитывало решающие секунды, разрушая нашу надежду на снятие судна с мели на приливном течении.

С большим трудом нам удалось укоротить стальной канат кормового якоря и привести корму круче к ветру, прежде чем осуществить наше последнее усилие. Весь экипаж был вызван на палубу, а затем, по сигналам боцманской дудки, все перебегали с правого борта на левый и обратно, пытаясь сдвинуть судно, раскачивая его из стороны в сторону. Мы уже собирались проститься со всякой надеждой, как вдруг корабль задрожал, словно попал в сильный шторм. Потом он выпрямился и разворачивался до тех пор, пока не встал кормой точно против ветра.

Вновь на свободе – в последний момент! Следуя за моторной лодкой с командой лотовых на борту, мы вошли в дельтовый проток Фондри-Бранч самым малым ходом, измеряя глубины лотом. На следующее утро спозаранку мы спустили катер и вновь тщательно обозначили вход в залив буями. Со второй попытки «Атлантис» вошел в Газел-Бэй без дополнительных происшествий и бросил якорь. Длина якорного каната составила 45 морских саженей (82,35 метра) при глубине 8 морских саженей (14,64 метра).