Читать книгу "Приговор - Иван Любенко"

Ардашев достал из портмоне несколько керенок и сказал:

— Возьмите. Помяните души убиенных. И генерала, и большевика.

— Благодарствую. Но за красного пить не стану. Пусть его душа в аду мается. Уж больно много народу извели, ироды.

— Как хотите, — бывший адвокат сунул деньги старику в карман, убрал пистолет и пошёл прочь.

У Тифлисских ворот мелькнула чья-то тень и скрылась за деревьями. «Что ж, он начал слежку, — подумал статский советник. — Это хорошо».

Ту ночь Клим Пантелеевич спал плохо. Всё снился убитый Ерёмин.

Глава 5. Бездна

Рано утром Ардашев посетил Нижний базар. На дальних рядах, там, где торговали инструментами, он купил всё, что ему было необходимо: гвоздодёр, зубило, небольшую кувалду, верёвочную лестницу, солдатскую баклагу и вещмешок. В магазине «Свет» пришлось приобрести американский электрический фонарь Eveready (прежний остался у Каширина).

Вернувшись домой, он переоделся в штиблеты, легкие тёмные брюки и синюю косоворотку, какую носят мелкие лавочники, и подпоясался тонким ремешком. Потом набрал во флягу воды и вместе со свечой, спичками, инструментами и парой кожаных перчаток уложил в вещмешок. Браунинг брать не стал. Вместо него сунул в карман брюк Le Rapid — шестизарядный пистолет Бертрана, купленный четыре года назад в магазине «Оружие» на Большой Морской специально для супруги. Именно из него она поразила супостата, орудовавшего в ту пору в Петрограде. Когда сборы были закончены, Клим Пантелеевич зашёл в кабинет и на полулисте почтовой бумаги написал карандашом несколько строк. Затем запечатал в конверт и оставил на столе.

Вероника Альбертовна ещё спала. Горничная Варвара, увидев хозяина в непривычном облике, даже оступилась на пороге, но промолчала.

Уже за калиткой своего дома он остановил пустой экипаж. Извозчик тронул лошадей и покатил вверх по Николаевскому проспекту до самой Александрийской улицы. Сзади, саженей за двадцать, слышался стук железных колёс ещё одной пролётки. У дома № 8 Ардашев сошёл.

Калитка оказалась незапертой, но во дворе никого не было. На всякий случай Клим Пантелеевич набросил изнутри крючок. Раскрыв вещмешок, достал гвоздодёр, легко оторвал четыре верхние доски и заглянул внутрь. Колодец совсем высох и казался бездной, соединяющей прошлое и настоящее. Да, собственно, так и было. Забытый всеми, вырытый более ста лет назад, он снова привлёк внимание людей.

Верёвочная лестница, закреплённая сверху, упала вниз. Статский советник посветил фонарём: трёхсаженная лестница достигла дна. Спуститься по ней не составило бы труда, если бы не вещмешок, который пришлось держать в руке.

Наконец ноги почувствовали твёрдую почву. Фонарь осветил стены, выложенные ракушечником и скреплённые тонким раствором. Кое-где он отвалился, и швы были пустыми. Ардашев зажег свечу и стал водить у самых каменных стыков. Примерно на уровне груди пламя заколебалось. Тогда он поставил свечу на дно, надел перчатки, достал зубило и молоток. Несколько точных ударов и камень поддался. Клим Пантелеевич опустил его у самых ног и освятил зияющую дыру — глазам открылся подземный ход. Второй, третий и четвёртый ракушечник вытащились без особого труда. Он задул свечу, сунул в мешок и, освещая путь фонарём, пригнувшись, стал пробираться по подземной галерее. В некоторых местах потолок осыпался, и приходилось двигаться на четвереньках. Пот струился по лицу, и от нехватки кислорода дышать становилось тяжелее. Постепенно коридор становился всё выше, и можно было двигаться почти в полный рост. Вдруг Клим Пантелеевич увидел выпавший из свода камень, и положил его прямо посередине прохода. Шагов через пять Ардашев остановился, прислушался к чему-то, улыбнулся и стал пробираться дальше.

Вскоре появились поперечные галереи, потом ход повернул вправо, под дом Загорской, а затем ушёл влево и пересек дорогу по направлению к Интендантским складам. Теперь это был уже сводчатый подземный коридор в человеческий рост, который казался бесконечным.

Неожиданно луч фонаря высветил покрывшийся пылью, почти истлевший дырявый мешок, набитый золотыми монетами, рассыпанными по земляному полу. Чуть поодаль, аршина через два, лежал ещё один, и ещё… Клим Пантелеевич опустил вещмешок, нагнулся, взял одну монету и осветил. Диск был украшен восточными письменами, в центре сиял полумесяц. «Точно такая и была спрятана внутри брегета, найденного в кармане поручика Рахманова девять лет назад на Соборной горе, — вспомнил Ардашев. — Золотой туман с отчеканенным именем персидского шаха Ага Мухаммада. И год тот же — тысяча двести одиннадцатый, что соответствует нашему тысяча семьсот девяносто седьмому». Он положил персидский туман в карман брюк. «Ну вот, — с удовольствием заключил он, — в деле полковника Игнатьева и поручика Рахманова поставлена точка. Содержимое восьмого сундука фурштата, отправленного из Тавриза самим Александром Грибоедовым, найдено… Был бы жив следователь Самоваров, наверняка бы, обрадовался… Пора и мне возвращаться на свет Божий». Статский советник уже повернулся назад, но неожиданно ему в лицо ударил ослепительный луч фонаря, от которого он невольно закрылся рукой.

— Не двигайтесь. А то пристрелю. Руки поднимите. Вот так. И отбросьте ногой солдатский сидор. Фонарь — на землю. Хорошо. — Незнакомец усмехнулся. — А вы, Клим Пантелеевич, можете быть паинькой, правда, лишь в том случае, когда на вас направлен ствол кольта.

— Мой бог! Савраскин? Вы ли это? — развёл руками Ардашев.

— Как видите. Явился с того света.

— Вам идёт борода.

— А меня раздражает. Жарко. Теперь сбрею. Усы, пожалуй, оставлю. Ну какой француз без усов? В Париже все ходят с усами. Уеду отсюда, как порядочный капиталист. И, перефразируя слова классика: прощай, умытая кровью и осточертевшая Россия с красными, белыми, зелёными…А вы, поди, давно меня на каторге схоронили?

— Я понял, что вы вернулись.

— И как же это вы догадались? — бывший репортёр выдавил улыбку.

— Бросьте паясничать, Савраскин, вы же сами мне оставили знак.

— Значит, я всё правильно рассчитал. Дневник прочли?

— Да. Но неужели вы думали, что попадусь на вашу удочку и поверю, что последнюю строку, как и записку, написал Шахманский?

— А почему нет? Ведь Каширин поверил. Хотя, вы правы: не стоит сравнивать вашу голову и подсушенные временем мозги полицейского.

— У меня к вам, Георгий Поликарпович, один вопрос: зачем вы пытали удавкой Шахманского? Что он вам мог сообщить? Он же сам не знал, где спрятано золото.

— Не скажите! Всякое могло случиться. Но не убей я его, вы бы так не решились отправиться на поиски персидских сокровищ, разве нет?

— Пожалуй. Выходит, все эти дни вы следили за мной? — Ардашев наигранно поднял брови.

— Не говорите. Пришлось даже на Успенское кладбище шлёпать среди ночи. И дались вам эти большевики? Зачем с ними бороться? Взяли бы давно золотишко, купили бы себе какой-нибудь остров и жили припеваючи. Так нет! В гражданскую войну решили поиграть. Зачем она вам?