Читать книгу "Скопин-Шуйский - Наталия Петрова"

А теперь еще и появление многочисленных польских гостей на свадьбе, вооруженных как на войну. Все это раздражало и знать, и простых москвичей. К тому же Скопин знал, что о переходе царицы в православие, как того требовал обычай, ни сама царица, ни ее отец и слышать не хотели. Как воспримет это духовенство и Боярская дума? Казанского митрополита Гермогена, протестовавшего против брака царя с «лютеранкой Маринкой», царь уже отправил в ссылку. Что же будет дальше? Остается только надеяться на лучшее, ведь что-либо предпринять он, мечник, пусть даже и «великий», не может.

8 мая состоялось венчание царя и Марины в Успенском соборе Кремля. Толпы людей, собравшиеся приветствовать новобрачных, видели, как царь и царица в нарядных одеждах чинно прошествовали в собор. Никто из присутствовавших не догадывался, какие споры о костюме невесты разгорелись накануне торжества. Марина хотела присутствовать на венчании только в польской одежде, думные бояре требовали, чтобы она была одета по-русски. После долгих споров царь, наконец, уступил боярам, а Марину попросил надеть русскую одежду только на один день[169].

Перед царем шествовал мечник князь Михаил Скопин-Шуйский, «с мечом наголо, долгим и широким, в парчевой шубе, подшитой неважными соболями, руки всунуты в выпуски; шуба имела вид реверенды, какую употребляют наши придворные ксендзы»[170]. К сожалению, этот краткий отклик Станислава Немоевского — единственное описание Скопина на церемонии. К тому же очевидца происходящего больше интересовала шуба мечника, нежели он сам. Упоминается о присутствии мечника на венчании в Успенском соборе и в разрядных книгах: «7114. Того же году майя в 8 день разряд свадьбе, как женился Рострига на Маринке, который назывался царевичем Дмитрием… А с мечом стоял князь Михайло Васильевич Шуйской-Скопин…»[171]

Свадьбы великих князей и царей приравнивались к государственным торжествам и отличались особенной пышностью. Присутствие на них расценивалось как особая честь, за право быть приглашенным на свадебные торжества шла упорная борьба между претендентами. Когда же гости и участники были определены, начиналась не менее упорная борьба за статус. Сохранившиеся в архивах черновики свадебных разрядов пестрят вычеркиваниями, исправлениями и добавлениями между строк новых имен. Назначение на почетные службы во время церемонии считалось высокой честью для избранного и свидетельствовало об особенном доверии государя[172].

На свадьбе присутствовали трое из четверых Шуйских. Василий Иванович Шуйский получил наиболее почетную должность — он был назначен главным распорядителем — тысяцким, его брат Дмитрий Иванович — дружкой царя. Приглашены были и женщины — мать Скопина княгиня Алена Петровна названа в списке второй после супруги князя Федора Мстиславского, сидела на пире и жена Дмитрия Шуйского — княгиня Катерина Григорьевна. Не были забыты и Татевы: в свадебном поезде участвовали двоюродные дядья Скопина «дворяне московские князь Федор да князь Семен Ондревичи Татевы», третий Татев, Иван Андреевич, был на встрече послов, едущих с невестой.

Мечник, глядя на Василия Шуйского, весело распоряжавшегося на свадьбе царя, в который раз задавался одним и тем же вопросом: неужели дядя действительно затевает новый заговор? Что означает его притворное, напоказ, угождение царю? И почему царь так доверяет ему? Ответа на эти вопросы князь найти пока не мог, тем более что свадебные торжества оставляли мало времени для размышлений. Сам Михаил Васильевич Скопин-Шуйский был на свадьбе среди мовников — так называли тех, кто ходил в баню с женихом на следующее утро после свадьбы: «А в мыльню с ним ходили: боярин Петр Федорович Басманов, окольничий И. Ф. Крюк-Колычов, чашник князь И. И. Курлятев, кравчей князь И. А. Хворостинин. Мовники и перед ним с окольничими они ж ходили: князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйской, князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский…»[173] Для компании царь обычно выбирал наиболее близких ему людей, так что присутствие Скопина среди многих молодых, как и он сам, людей, в мыльне, было свидетельством наибольшей личной близости к особе государя.

Далеко не все происходившее на свадьбе соответствовало русским традициям, многое вызывало споры между поляками и русскими. Католичка Марина не приняла причастие по православному обряду, что вызвало недоумение у всех присутствовавших русских. Однако после удаления польских гостей причастие все же состоялось — видимо, Марина рассудила, как французский король Генрих IV: Москва стоит обедни.

Поляки, не таясь, смеялись над русскими обычаями и традициями, русские в долгу не оставались. Поначалу столкновения между польскими гостями и хозяевами вспыхивали по безобидным поводам. Во время венчания в Успенском соборе дьяк Афанасий Власьев обратил внимание на то, как горделиво польский посол держит в руке свою высокую, нарядно украшенную на манер мадьярской шапку. Насмешник и острослов Афанасий Власьев подошел к послу и перемигнулся с кем-то за его спиной.

— Дай подержу твою шапку, — сказал дьяк по-польски, обращаясь к послу, и протянул руку. Ничего не подозревавший посол отдал шапку, Афанасий будто играючи передал ее стоявшему поодаль сыну боярскому, а тот вышел вместе с ней из собора. Церемония венчания шла своим обычным, положенным ей ходом, но никто возвращать послу его головной убор не собирался. Вскоре поляк почувствовал неладное и подошел к улыбающемуся Власьеву.

— Ясновельможный пан, когда же мне вернут мою шапку? — обратился он к Власьеву.

Дьяк, улыбаясь, ответил:

— Будет, уже скоро будет.

Увидев, что стоявшие рядом с дьяком русские улыбаются и посмеиваются над происходящим, раздраженный посол властно потребовал немедленно вернуть ему головной убор. Однако Афанасий нисколько не смутился. Напротив, будто не замечая гнева посла, он отвечал, слегка покачиваясь взад-вперед на каблуках:

— Однако в церкви не студено, и солнце тебя не освещает, и ты видишь, здесь ни у кого нет на голове шапки. У нас их в храмах не носят[174].

На этом злоключения польского посла на русской свадьбе не закончились. Во время пира Михаил Скопин-Шуйский, который стоял с мечом наголо между столом царя и расположенным ниже царского на пол-локтя столиком польского посла, наблюдал, как посол передал царю подарки от польского короля и себя лично. Мечник знал, что царь недоволен польскими послами, отказавшимися именовать его императором. Поэтому не удивился, когда Дмитрий, едва взглянув на подарки, заметил с иронией, повернувшись в сторону мечника: «Посол дал, что имел».