Читать книгу "Скучаю по тебе - Кейт Эберлен"

– Наверное, потому, что за мной все время кто-то приглядывал, – сказала Люси.

– Видишь, о чем я? – подтвердила Ники.

Но на самом деле с Люси тоже бывало временами трудно. Например, когда я рассказывал смешные случаи с нашими клиентами в кафе «Piattini», Люси всегда недовольно морщилась и говорила:

– Такое чувство, что работа в кафе тебе нравится куда больше, чем учеба в медицинском.

И приходилось уверять ее в том, что мне очень-очень нравится учиться в медицинском, что, конечно, означало «быть с тобой», но на самом деле в кафе у меня есть возможность заглянуть в жизнь самых разных людей и увидеть множество разных историй.

– В больнице тоже, – уточнила она.

– Да, но в больнице все люди больные!

Люси часто смеялась над моими словами, думая, что я пытаюсь острить.

Рождественский обед мы ели довольно поздно, на головах у всех были бумажные короны, подливку и блюда с овощами то и дело передавали туда-сюда по столу, а клюквенный соус накладывали прямо из банки. Я представил, как мои родители сидят в холодной столовой, чинно вкушая закуску из копченого лосося с помощью правильных столовых приборов, и мне стало нестерпимо стыдно.

После обеда все взрослые собрались перед растопленным камином, открывая настоящие рождественские подарки. После сложных и длительных поисков мне наконец удалось найти идеальный подарок для Люси, во всяком случае, я так думал. Мы с ней были на костюмированном балу в университете в стиле пятидесятых и оделись как Сэнди и Дэнни из фильма «Бриолин». Люси выглядела потрясающе, с высоким хвостом, в приталенном платье с пышной юбкой и широким белым пластиковым поясом, который мы с ней нашли в каком-то секонд-хенде. И все говорили, что она выглядела роскошно. И когда на Нил-стрит в витрине американского винтажного магазина я увидел настоящую сумочку времен пятидесятых, которая была выставлена рядом с манекеном практически в таком же платье, я не думая отдал за нее все деньги, которые отложил ей на подарок, и даже больше.

Но без должного антуража белая сумочка выглядела не как винтажный предмет, а как находка с помойки – легкая ржавчина на застежке, треснутые пластиковые ободки. И пока я пытался объяснить, что меня подвигло купить такую вещь, Пиппа не сдержала смешок, а Хелен глянула на меня так, словно я занес на обуви с улицы какую-то вонючую дрянь.

– Мне нравится, – сказала преданная Люси и, аккуратно вернув сумочку в коробку, протянула мне тяжелый сверток с моим именем.

Внутри свертка были блокнот для скетчей, карандаши и акварель в деревянной коробке. Этот подарок полностью отражал ее щедрость и практичность. Люси совершенно не интересовалась искусством – мы пару раз с ней ходили на выставки, где она очень скоро начинала скучать и поглядывать на часы. Но она знала, что я увлекаюсь рисованием, и поддерживала мой интерес как могла.

– Гус в детстве хотел стать художником, – объявила она родным.

– Не представляю Гуса маленьким, – сказала Хелен.

– А я представляю, у него совсем мальчишечье лицо, – заметила Пиппа.

– Кто такой Гус? – спросила бабушка Джи.

– Ну же, нарисуй что-нибудь! – предложила Пиппа.

И под пристальным вниманием всей семьи я нарисовал Мармелада, который спал у камина.

– Вот это да! – воскликнула Люси, когда я повернул к ним рисунок.

Не знаю даже, польстило мне ее удивление или слегка обидело.

Я вырвал страницу из альбома и отдал Люси.

– Я поставлю его в рамку!

– А людей ты рисуешь? – спросила Пиппа.

– Не знаю, не пробовал.

– Попробуй! – воскликнула она. – Давай!

Держа блокнот почти перпендикулярно коленям, чтобы никто не смог подсмотреть, я как мог набросал лицо Люси. Я заметил, что в ее чертах была какая-то напряженность, независимо от того, радуется она, злится или скучает. До того как я начал рисовать ее портрет, я этого не замечал, но теперь, отметив это, я начал находить своим наблюдениям подтверждение в ее фотографиях на каминной полке. На всех ее лицо выглядело одинаково. Я же на фотографиях в своей гостиной имел самые разные выражения лица – раздраженное, счастливое и даже идиотское.

Когда я показал рисунок ее семье, им он понравился. Я даже был горд, что смог уловить ее выражение довольства.

– Ты похожа на куклу, которая закрывает глаза, если ее положить, – сказала Пиппа, заглядывая через плечо Люси. – Впрочем, ты как раз так и выглядишь! Гус, ты мог бы стать художником!

– На художествах не разбогатеешь, так говорят, кажется? – спросил я, как мне показалось, с нужным оттенком скромности.

– Даже Ван Гог при жизни не продал ни одной своей картины, – сказала Люси.

Эта была одна из двух расхожих фраз, которые любили вставлять в разговор люди, абсолютно ничего не знавшие об искусстве. Вторая: «Современное искусство, которое нынче продается за бешеные деньги, считать искусством на самом деле нельзя». Но я не хотел портить веселое настроение дебатами об инсталляциях из постельного белья или скелетов животных.

– Извини за Пиппу, – сказала Люси, когда мы лежали, свернувшись уютным калачиком на ее узкой односпальной кровати.

– Да ты что! Мне она нравится. Она веселая.

Я тут же пожалел о сказанном, потому что Люси сразу добавила:

– Мне тоже надо постараться быть веселой.

– Ну что ты! Мне с тобой всегда очень весело! – тут же заверил я, надеясь, что Люси не предложит оценить ее веселость по шкале от одного до десяти.

– Через неделю будет ровно год, – произнесла Люси.

Я не сразу понял, о чем она говорит, а когда догадался, что о нас, задумался, что же я должен купить! Открытку? Цветы? Открытку и цветы?

– Да, – ответил я.

– А по твоим ощущениям, прошло больше времени или меньше?

Наверное, на этот вопрос был правильный ответ, но я не знал какой. Обычно время летит незаметно, когда тебе хорошо, так что, наверное, надо было бы ответить, что меньше. Но я не был уверен. Я вообще никогда об этом не задумывался.

– По ощущениям, примерно год, – неуверенно сказал я, почувствовав себя подлым обманщиком, когда Люси весело рассмеялась, снова решив, что я удачно пошутил.

10

1999 г.

ТЕСС

Нарядное розовое платье, которое я купила для Хоуп, уже было ей тесновато, и трикотажная ткань с блестками невыгодно обтягивала ее во всех местах, хотя размер был по этикетке 7–8 лет. Хоуп нельзя было назвать толстушкой, но у нее было плотное телосложение и короткие ножки иксом. После очередной вспышки вшей в школе я подстригла ее густые темные волосы довольно коротко, и теперь они, наэлектризовавшись от надетого через голову платья, стояли торчком. Хоуп оглядела свое отражение в зеркале.