Читать книгу "С начала и до конца - Ольга Аникина"

Когда на следующий день, узнав о случившемся, его пришла навестить девочка Н., которая считалась «его девочкой», ей он тоже ничего не смог объяснить. Разглядывая её стыдливо сморщенные соски и лёгкий пушок, сползавший от пупка вниз по средней линии живота — богатства, щедро и неожиданно предоставленные ему во владение по причине госпитального его состояния, он не мог отвязаться от вопроса, через какое же всё-таки отверстие в это молодое и наглое тело войдёт пустота и сделает его пустотой.

О себе он тоже такое думал и не видел для себя никаких преимуществ перед предметами, его окружавшими. Ему нравилось новое знание, вся безысходность которого как бы объясняла многие вещи, растягивала их смысл и придавала объём многому из того, что раньше казалось плоским.

Ногу лечили в общей сложности месяца два, ходить же на лекции и семинары он начал через три недели после травмы, как только вскрытая гематома перестала гноиться и выделять буроватую сукровицу, которая пропитывала собой и бинты, и брюки, намертво присыхая к ним. В общем, всё обошлось.

Вроде бы ничто не мешало ему ни учиться, ни общаться с людьми, вернее, ему так казалось. На самом же деле все его контакты теперь сводились к чисто служебной необходимости, словно бы он платил окружающим его людям частью своего времени за то, чтобы они не посягали на всё остальное.

Нога зажила, и на месте травмы остался только кривой келоидный шрам. Когда ему было сорок, он жил уже в отдельной квартире, в городе, совсем не похожем на город детства. Там он зарабатывал столько, сколько было нужно, чтобы иметь право на невмешательство людей в его существование.

Он не верил в Бога, вернее, не верил в него так, как мог бы верить — а силу своей веры он уже узнал, и поэтому не разрешал себе малодушно сравнивать то, что составляло настоящее наполнение его жизни, и то, чему в детстве учила бабушка, тайком крестившая его и водившая в храм.

Ему случилось побывать и там, где стреляют, где вечная нехватка рабочих рук и разруха, где плюс один — минус один равняется погрешность и где, наверное, были нужны такие, как он. Он разгружал посылки, перевозил грузы, потом устроился медбратом. Но когда закончился первый его волонтёрский сезон, он уехал и знал, что больше не вернётся. Когда его спрашивали, какой из сторон он помогал тогда, он говорил «я ни за тех и ни за этих» и сворачивал разговор.

Однажды он почти женился — по крайней мере готов был сказать женщине то, что когда-нибудь хотя бы один раз (а чаще всего — тысячу раз) говорит человек, изнывающий от страшной пустоты, обнаружив её в себе. Тысячу раз человек вместо того, чтобы шагнуть в окно, шагает в другого человека, и получается то же самое, как если бы он шагнул в окно.

Однажды в музее Арекипы он увидел мумию девочки, найденную возле кратера вулкана. У девочки был задумчивый и спокойный взгляд, она лежала, бережно укутанная в подобие шерстяного халата, пёстрого, на удивление не потерявшего свой цвет под лучами южноамериканского солнца. Подумалось, что вот кого он мог бы любить вечно, за спокойствие и за чёртову высоту, на которой ей было так уютно лежать и сто, и тысячу лет. Но и эта девочка, и горы, и солнце, и всё, что он успел показать себе за годы путешествий по разным странам, было всегда чуть слабее, чуть меньше и слегка не тем.

Всё, что происходило в его жизни, никак не могло взволновать его или потрясти. Жизнь оставила в нём только печать усталости и вечного ожидания. Но выбора не было. Череда воспоминаний доказала ему простую вещь: не нужно искать выход, потому что самое лучшее, чего только можно ждать, всегда случается внезапно и приходит само собой. Наваливается на тебя из ниоткуда.

Как-то раз он зашёл в книжный магазин, чтобы купить роман, который, если верить описаниям ценителей, мог оказаться интересным и для него. Читать он любил, потому что книги, так же как кино, на какое-то время помогали ему забыть многолетнюю скуку и тоску. Он без труда нашёл на полке издание и потянул за корешок. Книга упала ему в руки, и сама открылась на предпоследней странице. Взгляд машинально побежал по строчкам. Язык автора был хорош, и человек, держащий в руках книгу, не заметил, как залпом прочитал полторы страницы, до самого последнего слова. Он улыбнулся. Это на самом деле была прекрасная книга. Человек захлопнул её и сделал было несколько шагов по направлению к кассе, но потом развернулся, подошёл обратно к стеллажу и аккуратно поставил томик на место, туда, где он стоял раньше. Потом огляделся и вышел из магазина.

Что со мной

Я выехала из двора и повернула налево, на проезжую часть. Когда я поворачивала, прохожий, бредущий по тротуару, вдруг остановился и стал, глядя на меня, махать руками. Я увидела его в окно, но, так как опустить стекло в момент поворота невозможно — водители меня поймут, — я поехала дальше, гадая, что же человеку было от меня нужно.

Я не обратила внимания на эту встречу. В салоне у меня играла музыка. Я всегда делаю звук погромче, когда еду на работу. Хорошее радио, лёгкие мысли, и можно пока не думать о службе. На улице было ветрено, шёл мокрый снег, и я ещё раз убедилась в том, что правильно сделала, что взяла машину, а не поехала на метро.

На светофоре, где Гражданский проспект переходит в Кушелевскую дорогу, стоящий левее меня Land Rover опустил стекло. Его водитель пытался что-то объяснить мне знаками. Я высунулась в окно, но внезапно загорелся зелёный и сзади загудели. Решив, что, наверное, моя машина не в порядке, я сместилась вправо и стала искать парковочный карман. На Лесном проспекте я остановилась, включила на всякий случай аварийку, вытащила ключ зажигания и вышла. Я обошла автомобиль, стукнула носком сапога по каждому колесу, хлопнула багажником. Машина не подавала никаких тревожных сигналов. Никаких неполадок, ну разве что, наверное, пора уже съездить на автомойку, но кто же моет машину, когда с неба льёт и сыплет.

На съезде с моста мне снова гудели в спину. Я уже ехала по Аптекарской набережной, а гудельщик обогнал меня справа и, проехав рядом несколько метров, через открытое окошко крикнул что-то, покрутил пальцем у виска и рванул вперед, элегантно меня подрезав. На Мичуринской улице я уступила дорогу пешеходу — пожилой даме, заступившей ногой на зебру. Дама, вместо того чтобы идти на другую сторону, увидев меня, поменяла траекторию, подбежала к водительской двери и стала колотить своим строгим кулачком в окно автомобиля. Меня такое поведение возмутило до глубины души, и я рванула с места, оставив невоспитанную жительницу Петроградской стороны возле перехода, напугав при этом нескольких подростков, шагнувших на проезжую часть и, видимо, решивших, что я и их тоже пропускаю.

Когда я подъехала к офису, парковка отыскалась сразу, но из автомобиля, стоящего рядом, вышла женщина, посмотрела на меня в упор, покачала головой и опять села на своё водительское место.

Я вошла в здание. Охранник долго изучал мой пропуск. «Что случилось? — спросила я его, — Что-то не так?» Этого охранника я знала уже полгода, и бывали дни, когда страж порядка даже произносил при мне больше одной фразы. Вот и сейчас он вернул мне документ, посмотрел на меня с досадой и сказал, пропуская в здание: «Вам виднее. Это меня не касается».