Читать книгу "Генерал Краснов. Как стать генералом - Станислав Зверев"

Революционеры задели и мужество, и Самодержавие, и безопасность, лишь бы выманить Николая II, но Царь не явился хотя бы потому, что находился в Царском Селе все эти дни. В то время, как поверх обещанных экономических требований революционеры представили:

«Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.

Немедленное объявление свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.

Ответственность министров перед народом и гарантия законности правления.

Отделение церкви от государства…» — требования, не имеющие никакого отношения к нуждам рабочих, и за не-достающимся самоопределением народностей точь-в-точь повторяющие резолюции республиканского «Союза освобождения». Императору собирались подать петицию об отмене Монархии, ибо ее нет при свободе действий революционеров, несоблюдении законов о наказуемости за терроризм, нет Монархии без единства с Церковью и чисто демократическая несбыточная мечта — ответственность министров перед народом. Монарх лишается своей Верховной власти, а значит, и смысла своего существования. Властям крестный ход был представлен именно как требование «долой самодержавие», по данной петиции. Разумеется, 300 тысяч участников шествия, рвущихся к Дворцовой площади, надо было остановить. Противодействие воинских частей воспринималось, как попытки не пустить к Царю. Возглавлявший шествие Гапон постоянно повторял толпе: «Если нам будет отказано, то у нас нет больше царя».

В рамках единого плана еще до первых выстрелов по сопротивляющейся толпе в других районах столицы (Выборгская сторона, Васильевский остров, шлиссельбургский тракт) выступления происходили открыто с красными флагами и незавуалированными лозунгами «долой самодержавие» и «да здравствует революция».

Когда на толпу не подействовали просьбы разойтись и холостой залп, последовали настоящие выстрелы: вооруженные войска обязаны «по долгу службы и в силу закона не подпускать к себе толпы ближе 50 шагов без употребления оружия» (П. Г. Курлов). Убито было 130 человек и 300 ранено, но центр города удалось отстоять. Организатором провокации, Рутенбергом, были приготовлены боевики с бомбами и оружием. Если бы Николай II появился к толпе, то был бы тут же убит.

Для подтверждения количества жертв трех залпов можно обратиться к «Красной Летописи» за 1922 г., где в результате произведенного расследования подтвердилось, что число погибших не более 150–200 [61]. Республиканской печати выгоднее было сочинять о тысячах (можно представить, сколько же залпов надо дать по толпе, при сохранении ее неподвижности, чтобы получить выдуманные цифры, и надо знать, как сильно это представление отличается от реальной обстановки), которые в годы расширения приемов фальсификации попали в БСЭ.

Вздорные штампы антиисторического содержания используют до самого последнего времени. Красноярский к.и.н. проф. В. Г. Курдюков: «Царское правительство, исчерпав все средства для предотвращения революции, пошло на преднамеренное кровавое злодеяние. 9 января 1905 г. по приказу царя Николая II у Зимнего дворца было расстреляно мирное шествие трудящихся Петербурга» («Сибирь в революции 1905 года», Красноярск, 2006, с. 13). Неудивительно: этот советизированный профессор заявляет, что патриотизм нужно воспитывать «на примерах нашего славного революционного прошлого»! Материалы цитируемого «юбилейного» сборника особенно отличаются немотивированной, нездоровой ненавистью к Монархии при прославлении терроризма, Курдюков отнюдь не редкое исключение.

Переходим к моральному значению произошедшей трагедии. Как в случае с «Ходынкой», принято говорить о падении престижа Монархии и подталкивании к революции, но оба эти вывода относятся к классическому интеллигентскому внушению механических парадигмаидальных клише, не позволяющих взглянуть на ситуацию непредвзято и отключающих работу собственного сознания. Зашоренность принятого воззрения на «кровавое воскресенье» затмила реальное событие дня, которое, будучи перенесено за пределы силы действия ритуальной предубежденности к отдельно взятому времени, приобретает совсем иное значение. Для большей наглядности, можно перенести действие в наше время, тогда Дворцовую площадь (где Гапон обещал явить Царя народу) сменяет Красная площадь. Дальше следует добавить происходящую в это время войну, за противника вполне можно оставить Японию. Наши дни, идет война с Японией, а в столице забастовка: 9-го числа в шествии приняло участие 300 тысяч (для нашего времени надо помножить число на коэф. за выросшее столичное население — в 10 раз). В общем, эта громадная толпа собирается и идет к Кремлю. Толпу пытаются остановить, но уговорами сделать это не удается. Остается применять силу.

Еще необходимые поправки на разность времени: в 1905-м не было резиновых пуль, слезоточивых газов, электрошокеров и прочих «безобидных» средств разобраться с толпой, оружие было одно. Так можно ли в данном случае, 9 января 2005 г., говорить о преднамеренном приказе стрелять в этот день: надо будет или нет, но преднамеренно (по Горькому) — стрелять и все. Только клиническая монархомахичность интеллигенции способна допустить такое в своем выдумывании 9 января. Исключительно ситуацией в опасном участке определяется необходимость стрельбы, а вовсе не приказом из «Кремля».

Теперь очевидные вопросы: как следует относиться к бастующим во время войны массам? Как относиться к интеллигенции, которая в 1856-м радовалась неудачам Русской Армии и точно так же поступала в 1905 г.; и к чему ведет нелепость заштампованного интеллигентского мышления, извращающая реальные события и забывающая гораздо более страшные трагедии? Для интеллигенции «кровавое воскресенье» и «долой самодержавие» равнозначно, притом, что расстрелы демонстраций рабочих с детьми на Западе, в Соединенных Штатах (1871 г.), почему-то не приводили к лозунгам: долой демократию — это варварский и бесчеловечный режим…

4 февраля 1905 г. был взорван Великий Князь Сергий Александрович, Георгиевский кавалер Русско-турецкой войны. Убийцу, не согласного на помилование, казнили по ст. 100: «Виновный в насильственном посягательстве на изменение в России или в какой-либо ее части установленных законами основными образа правления или порядка наследия престола или на отторжение от России какой-либо ее части наказывается смертной казнью» и по ст. 105: «Виновный в посягательстве Императорского Дома наказывается смертной казнью», кроме как за участие в убийстве и знание о его умысле [88].

В середине февраля Гапон встречался с Лениным. Гапон «толковал о необходимости перебросить в Петербург контрабандой значительное количество оружия и о том, что они с Рутенбергом будто что-то в этом направлении подготовили» (слова Луначарского).

Краснов к тому времени уехал обратно на фронт, к окончанию затишья на позициях перед новым генеральным сражением.

«Жизнь — всегда жизнь, и человек так мудро создан, так устроен, что ко всему скоро привыкает, со всем осваивается. В этих полухолодных фанзах, где третий месяц живут офицеры, возле позиций, на которых некоторые дивизии потеряли до 2 000 человек, где часто из-под разрыхленной земли торчит крест, грубо сколоченный из поленьев, где есть уже и маленькие кладбища в десять, двадцать крестов, где природа бесконечно уныла, где нет ни одного мирного жителя, живут мелкими событиями, ищут радостей жизни в мелочах, в полученной из дома посылке, в письме, дорогом, переносящем в ту счастливую обстановку беспокойной России, наконец в общении друг с другом. Взрослые, больше люди, занимающие видное положение, стараются развлечься шутками, каламбурами, вызвать тот здоровый смех, без которого тут не проживешь и без которого затоскуешь и потеряешь способность работать.