Читать книгу "Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса - Глеб Елисеев"

В очередной раз поэта спасли "добрые самаритянки" — не только Мария Клемм, которая постоянно ухаживала за больным зятем, но и миссис Мэри Шю. Она периодически навещала поэта в Фордхеме, особенно когда его состояние зримо ухудшалось. Мэри Шю даже пыталась сводить его в местную церковь, но выдержать долгую службу По не смог и быстро покинул храм.

Во время приступов горячки поэт бредил и рассказывал миссис Шю воображаемые истории о своей жизни, вроде байки про то, как он дрался на дуэли во Франции (где Эдгар По никогда не был). Или про то, что он написал роман "Жизнь несчастного художника", который издатели приписали французскому романисту Эжену Сю. Трудно сказать, чего больше во всех этих бреднях — желания покрасоваться перед симпатичной женщиной или просто неконтролируемой работы больного мозга.

Но постепенно кризис миновал, и состояние больного поэта заметно улучшилось. Неизвестно, сопровождался ли этот приступ безумия очередным запоем, но после него, как это нередко бывало в судьбе По, наступил период полнейшей трезвости и ясности.

Поэт вновь начал охотно принимать гостей и прогуливаться с ними, беседуя, по берегу Бронкс-ривер. Через несколько месяцев после смерти Вирджинии Эдгар По написал, что ранее он "пил до умопомрачения и почти разуверился в возможности излечения, которое пришло тем не менее вместе со смертью жены". В другом письме По заметил, что ему "еще никогда не было так хорошо… Я встаю рано, ем немного, не пью ничего, кроме воды, и постоянно занимаюсь физическими упражнениями на свежем воздухе". Конечно, во многом это была попытка подбодрить самого себя, сделать хорошую мину при плохой игре. К тому же показательно, что в отсутствие Вирджинии период трезвости не продлился слишком долго.

Беспочвенно надеясь, что у него начался новый этап в жизни, летом 1847 года По вернулся к иллюзорным мечтам о создании собственного литературного журнала. (Как будто горького урока с единоличным владычеством над "Бродвей джорнэл" ему было мало.) Он попытался найти новых потенциальных подписчиков в Вашингтоне и Филадельфии, куда отправился в конце июня 1847 года. Поездка была скорее разочаровывающей, и в итоге краткий период подъема жизненных сил сменился запоем. Позднее По писал приятелю в Филадельфию, что был "ужасно болен — настолько, что единственное, о чем я мечтал, это добраться до дому". Возможно, По даже пережил сердечный приступ, учитывая его застарелые недомогания.

Во время очередного приступа работоспособности поэт неожиданно задумал философский трактат, якобы способный объяснить все тайны Вселенной. Основные идеи, на которых должно было базироваться это произведение, Эдгар По анонсировал во время публичного выступления 3 февраля 1848 года в научной библиотеке в Нью-Йорке. По был в ударе и, несмотря на, мягко говоря, не слишком сенсационную тему, заставил публику восторженно его слушать. Один из свидетелей выступления, Мансвелл Б. Фильд, утверждал, что у поэта его поразило "бледное, тонкое, умное лицо и потрясающие глаза. Его лекция была подобна великолепной рапсодии. Он появился как само вдохновение и заразил своим вдохновением аудиторию. Изящное тело плотно обхватывал аккуратно застегнутый сюртук".

Успех лекции и положительные отзывы на нее в печати подхлестнули вдохновение По. Он покрывал своим четким и аккуратным почерком страницу за страницей и в конце апреля 1848 года смог предоставить нью-йоркскому издателю Джорджу П. Патнему рукопись трактата, получившего название "Эврика". Позднее Патнем вспоминал, что во время встречи поэт "сидел за столом и целую минуту смотрел на меня сверкающими глазами, прежде чем сказал: "Я — мистер По". Конечно же, я весь обратился в слух, так как был самым искренним образом заинтересован". По был настолько убежден в гениальности своего трактата и до такой степени оторвался от реальности, что с ходу предложил Патнему выпустить книгу тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров. Издатель прежде решил повнимательнее взглянуть на текст и по зрелом размышлении снизил предложенный По тираж ровно в сто раз — 11 июля 1848 года "Эврика" вышла в свет тиражом 500 экземпляров и продавалась за 75 центов.

Из всех произведений По "Эврика" является наименее читаемой и в наибольшей степени непонятной. Пытаясь представить собственный взгляд на происхождение и сущность Вселенной, По сотворил хаотичное и темное по смыслу сочинение. Так что в определенной степени Эдгара Аллана По можно считать и родоначальником специфической американской философии с ее удивительной невнятностью и неконкретностью. (И в подобном высказывании нет никакой клеветы или предубежденности. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать Д. Сантаяну, считающегося чуть ли не самым великим философом в истории США).

В "Эврике" По продемонстрировал явную наклонность к мистическому и философскому пантеизму Он замечал: "Я не так уверен в том, что говорю и вижу, что у меня бьется сердце и жива душа… как уверен в непреложности того факта, что все вещи и все идеи вещей во всей бесконечной множественности их связей в некий момент родились из первичного и абсолютного по своей сути единства… И этому возвращению к первоначальному единству, во чрево, то есть процессу, о котором мы рискнули здесь заговорить, суждено повторяться вечно и вечно; будет являться новая Вселенная, а потом разлетаться вдребезги, превращаться в ничто по знаку и в унисон с биением Святого Сердца. Святое Сердце — что это такое? Это мы сами".

Неудивительно, что подобный трактат вызвал недоумение как обычной публики, так и "профессиональных читателей" — отзывы рецензентов в газетах и журналах на новое произведение По были крайне сдержанными, а то и откровенно враждебными.

В то же время очередные приступы пьянства весьма осложнили отношения Эдгара По с миссис Мэри Шю. Она по-прежнему безропотно помогала ему в трудных обстоятельствах, как, например, в ситуации, когда как-то сильно перебравшего По забрали в полицию. Она даже отправила ему на помощь врача, после чего, "обнаруженный смертельно пьяным на руках полицейских, он был отвезен домой в Фордхем (одиннадцать миль), где его ждала несчастная миссис Клемм". Но становилось ясно, что пьяные выходки поэта с каждым разом лишь приближают день его окончательного разрыва с "доброй самаритянкой" из Нью-Йорка.

Последняя фотография Э.-А. По

Не устраивали миссис Шю и новые философские воззрения По, столь явственно выразившиеся в "Эврике". Тем более что устно он позволял себе и еще более жесткие высказывания, в глазах Мэри Шю граничившие с кощунством. Например, ее хороший знакомый, преподобный Джон Генри Хопкинс, уверял, что во время одного из разговоров с ним По будто бы заявил: "Все мое существо восстает при мысли о пребывании в космосе некоего существа, которое превосходит меня". И преподобный добавлял: "Не похоже, чтобы По был христианином". Джон Хопкинс также переписывался с поэтом об "Эврике" еще до ее публикации, жестко критикуя те положения трактата поэта, которые выглядели пантеистически.

В конце концов миссис Шю перестала навещать По и отправила ему прощальное письмо. Он отозвался настоящим воплем отчаяния: "Горе мне! Без верной, нежной и чистой женской любви я вряд ли протяну еще один год!.. Слишком поздно, неумолимая, жестокая волна влечет вас прочь. Наверное, малодушие писать вам подобное, однако для меня это не просто испытание, а испытание страшное".