Читать книгу "Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан"

— Нет.

Прозвучало, как у робота. И она почему-то поверила «серебристому».

Да ну его… В зад. Пусть лучше лечит, чем висит над душой, — страшный такой, странный. Рим была права — лучше рядом с ним близко не находиться.

И она легла. Поинтересовалась уже лежа, с дрожью в голосе:

— А одежду надо было снимать?

— Не надо. И успокойся.

И в келье чуть просветлело — то ли незнакомец махнул рукой, то ли ушла ватная подушка из головы, но дышать вдруг стало легче. Схлынул страх, унялось беспокойство, чуть расслабились напряженные до каменного состоянии мышцы. Нервы все еще звенели, но уже не перетянутыми струнами — не порвутся.

— Выдохни.

Выдохнула. Вдохнула еще несколько раз с закрытыми глазами и снова медленно выдохнула. Полегчало.

А после ей на грудь легла теплая ладонь — незнакомец опустился рядом на стул, положил руку ей на диафрагму, и Белинда вдруг поняла, что «вибрирует». Ощущение было таким странным и непривычным, что временно забылось желание истерить, защищаться и размахивать кулаками — осталось лишь удивление. Лин приоткрыла глаза. Мастер Воин сидел у края кровати, смотрел куда-то в стену — взгляд расфокусированный, — молчал и не шевелился. А она все «вибрировала». Полумрак в келье не позволял разглядеть многое, но перчатки на его руках она заметила — очень тонкие, белые, как будто светящиеся.

— Что это?

— Молчи.

И она умолкла. Нервничала, старалась не дергаться, мысленно задавалась одним и тем же вопросом: как будет лечить? Где инструменты? Где сумка с мазями или таблетками? Где аппарат, с помощью которого можно просветить кости? Ведь, если болит грудная клетка, нужно полноценное сканирование?

Странный мужик. И Рим была права — страшный. Не внешне, но внутренне. Однако страх уполз на задворки: чем дольше на груди лежала мужская рука, тем сильнее Белинда успокаивалась. Расслаблялась, «отмирала» от ужаса, чувствовала себя в чужой компании все более комфортно. Спустя пару минут даже звенящая тишина перестала давить; уши вновь начали различать треск прогоравших за печной створкой углей.

И тогда, осмелевшая настолько, чтобы открыть рот, она тихонько произнесла:

— Я видела Вас там…

— Где?

Интересный у него голос — спокойный, но холодный. Как узорная изморозь на окне — смотреть красиво, а потрогаешь и отпрянешь, ойкнув.

— В зале. Вы один против старейших Воинов.

— Кто разрешил?

Никто. Сама. Лин запыхтела, смутившись.

Зашуршала ткань серого халата — гость сменил положение. Рук, впрочем, не отнял, но будто завершил некий процесс — смотрел теперь не на стену, а ей в глаза.

— Он пинал тебя.

И настроение рухнуло вниз. Белинда и сама не ожидала, что отреагирует на эту фразу столь остро, но глаза мгновенно увлажнились, колыхнулся и поднялся на поверхность жгучий стыд — он увидел. Каким-то непостижимым образом этот мужик увидел все: ее побои, унижение, увидел, что она — недостойная женщина, которую пинал собственный любовник. Бывший любовник. Есть ли разница?

Лин отвернула лицо. Она не будет говорить, не будет рассказывать. Это ее рана, ее разбитая душа, которая никогда не заживет. Не ребра — это маленькая смерть, во время которой исчезло все, что она любила, во время которой поверила, что она — никто.

— Неважно.

Зачем врать про «упала»? Это ее беда — ее личной бедой навсегда и останется. И все же хотелось рыдать — лопотать, что когда-то она была другой — женщиной. Хорошей женщиной с длинными волосами, не бритая, без синяков — нормальная женщина, достойная. У нее когда-то лучились глаза, она умела улыбаться, она верила… да разве ж знала она, когда выбирала себе спутника жизни, что все так?… Мечты, надежды — все было. Она старалась…

А после — «плохо старалась». Может, и правда плохо? Да Создатель ей судья. Не надо вот только сейчас, не надо…

И Белинда поняла, что рыдает. Тихо, сжимая до боли челюсти и зубы, стараясь не шмыгать, впиваясь ногтями в собственные ладони.

— Уйдите, пожалуйста…

Путь отнимет руки, пусть больше не смотрит — не видит ее полыхающего стыда. Возможно, она не стоит многого, но уж точно имеет право на боль в одиночестве. А боль давила — душевная куда сильнее телесной.

Килли, сука… Он действительно пинал не по ребрам, но по «женщине» в ней.

— Не лечите, слышите? Или не спрашивайте. Ничего.

Серо-зеленые глаза смотрели на нее странно — теперь, несмотря на полумрак, она отчетливо различала их цвет. Смотрели совершенно безэмоционально — так смотрит на жертву монстр с чужой планеты — чуть удивленно и будто мимо, но на деле прямо в ядро, в глубину.

— Хочешь, я его найду?

— Что?

Она думала, что ослышалась. Найти Килли? И Белинде, в который раз удивившей себя странной реакцией, вдруг стало весело — она едва сдержалась, чтобы не закашляться от смеха.

Если… этот… найдет Джордана, то от последнего не останется ни-че-го. Совсем. Ни ботинок, ни ремня, ни проплешины — его вобьют в землю, как гвоздик, по самую шляпку. А после распылят и шляпку, чтобы никто не споткнулся, — его убьют жестоко и равнодушно, его убьют легко.

Вспомнился удар по мечу Мастера Шицу в прыжке, вспомнилось сломавшееся в руках «серого» лезвие, и тут же представилась крутанувшаяся в чужих ладонях, мягкая, как воск, шея Килли.

Ужас.

Нет, он заслужил — заслужил самое худшее, — вот только напрягать ради собственной мести чужого человека? Нет. Стыд сменился благодарностью — Лин предложили помощь. Не осудили, но поддержали — безмолвно протянули: «Ты не одна», и моментально оттаяло сердце. Да, быть может, ее гость странный и даже чуть страшный, но он… здоровский.

— Спасибо. Только… я сама.

И вновь долгий взгляд прищуренных глаз. Едва заметный кивок. А в воздухе будто осталось то самое обещание — мол, всегда можешь обратиться, — и ценнее его Белинде никто и никогда не дарил подарка. Она спрятала его внутри, как прячут найденный в пыли разноцветный кристаллик, — для кого-то стекляшка, а ей — настоящее сокровище.

— Я сращу тебе ребра. Они треснувшие.

— Спасибо.

И пусть Рим боится этого странного Воина, пусть его боятся все на свете, но для нее он отныне и навсегда — самый лучший большой друг-медведь. Медведь со стальными лезвиями вместо пальцев, с шестеренками внутри плюшевой головы, с железным нутром, и… все равно друг-медведь.

Классный.

Следующая пара минут вновь прошла в тишине; на месте касания перчаток щекотало кожу — кости внутри гудели, как провода электростанции. Зудел и чесался живот.

— Терпи.

— А Вы что, прямо так — руками?