Читать книгу "Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви - Людмила Богданова"

Титову, проходившую в то время пробы на роль главной героини в фильме режиссера А. Роома «Гранатовый браслет», «отловили», как она сама говорила, в коридорах киностудии «Мосфильм» и привели к Басову, но он на встречу опоздал. Титова нервничала – у нее были другие обязательства, она торопилась. Но наконец режиссер пришел, сел напротив, сказал: «Ну что, будем сниматься?» И услышал в ответ: «Нет, не будем». Басов даже растерялся и «заболтал» – «один ваш взмах ресниц с большого экрана, и вы станете повелительницей мира». Титова смотрела на него с удивлением: «Что за патетика, я из другой провинции, из строгого театра». У Товстоногова железные правила – во время учебы не сниматься. Она тогда поднялась, сказала «спасибо» и уехала.

И, как вспоминали потом участники этих событий, когда за красавицей студенткой закрылась дверь павильона, Басов сказал: «Женюсь!» Знакомые с ситуацией Шалевича и Титовой киношники стали Басова отговаривать, объяснять, что «она влюблена в другого, что у нее роман», но Басов был непреклонен и в своем решении однозначен: «Все равно женюсь!»

Для Титовой ее утверждение на главную роль в «Метели» было во многом неожиданным – решение о ее участии в картине принималось на самом высоком уровне, но Басов и здесь добился своего – получил официальное разрешение от БДТ на участие студентки Титовой в съемках своей картины, и она сыграла-таки Машу в его фильме.

«Метель» Басов снимал сразу после успеха «Тишины», и этот его выбор многим тогда показался странным – за Басовым уже закрепилась вполне устойчивая слава режиссера, поднимавшего в своих киноработах остросоциальные, больные темы дня сегодняшнего. И вдруг – элегантная новелла Пушкина, где почти невозможно уловить границу между авторской иронией и флером французского литературного романтизма. И каждый, кто хотя бы раз перечитал заново эту очаровательную пушкинскую «безделицу», ловил себя на мысли о том, что все это – галантный анекдот, пересказанный языком «романа для барышень» великим писателем и остроумным шутником. По сути дела вся история главной героини новеллы умещалась в двух-трех фразах: вознамерившийся тайно обвенчаться с Машей молодой человек сбился в метель с пути, и священник принял за него совершенно другого человека, который в эту же ночь искал в той самой церкви убежища от непогоды. Недоразумение навсегда развело по жизни Машу с ее незадачливым женихом, а блестящий офицер, с которым она познакомилась позже и которого искренне полюбила, оказался женат – женат на ней самой, так как именно он и был тем самым незнакомцем, «прибитым» метелью к алтарю, у которого юная Маша стояла в ожидании своего суженого много лет назад.

Но некоторая пародийная окраска «Метели» не смутила Басова. Всегда искавший в экранизируемых им произведениях что-то неожиданное в повороте сюжета, в характерах героев, Басов поставил картину о превратностях судьбы, о жизни, в которой порой происходят столь фантасмагорические вещи, что ни нарочно не придумаешь, ни специально не устроишь. А еще он ставил фильм о красоте чувств, на которую иногда способны люди. Басов говорил: «А что, если в наш век, когда мы почти уже утратили способность рыдать от несчастной любви и падать в обморок от счастья, возродить чувствительные нравы пушкинской поры?»

Басову хотелось с головой окунуться в эту стихию, где природный катаклизм и буря человеческих эмоций соединились необъяснимым, мистическим образом при загадочных обстоятельствах. Басов не считал пушкинскую «Метель» «простенькой вещью», он видел в ней становление нового русского стиля – психологического реализма, приходившего на смену европейским писательским «сантиментам». Басов хотел рассказать о большой и светлой любви, о сердцах, незамутненных предрассудками и корыстью, о цельности и неподкупности чувств, искренности отношений, благородстве поступков. Он говорил о своем фильме: «В «Метели» меня привлекла возможность перенести на экран неторопливую, но полную глубокого внутреннего содержания жизнь современников Пушкина. Волновала чистота и прозрачность, мягкий лиризм пушкинского слога, непридуманность событий, о которых повествуется с глубоким раздумьем и легкой грустью. Фильм снимался цветным, широкоформатным, и все богатство средств кино мы старались подчинить главной цели – создать своеобразную киносимфонию о России».

Съемки картины проходили в Суздале, в одном из красивейших мест Золотого кольца России. И фильм, снятый Тимофеем Лебешевым, был романтически прекрасным и чувствительным, как в старинных романсах. В этой картине Басов, который сам писал сценарий фильма, представал перед зрителем мечтательным, лиричным соавтором – герои его «Метели» порывисто и порою экзальтированно произносили страстные монологи, которые критика впоследствии не раз попрекала за излишнюю театральность. В басовской «Метели» было много красиво поставленных и снятых сцен, таких как сцена объяснения Бурмина и Маши: неправдоподобно красивый, черноусый Георгий Мартынюк, загадочно поблескивая золотом эполетов на гусарском мундире, ловко прилаженном по его стройной фигуре, приближался к трепетно ожидающей его Маше – Титовой, ангельски прекрасной, в алом с кружевами платье сидевшей на берегу крутого обрыва, буквально между небом и землей – среди листвы и «амурных» облаков.

Многих фильм тогда удивил – и прежде всего отсутствием авторской, пушкинской же иронии. Вышедшая «из-под пера» Басова картина была романтической, пронизанной трепетным чувством любви. Что на самом деле было неудивительно – Басов и сам был влюблен, безоглядно, страстно, трогательно. Влюблен в Валентину Титову – свою Машу.

Позднее Титова вспоминала, что в Суздале актеры жили в гостинице, где не было телевизора, и единственным занятием в свободное время для киногруппы в этом чистеньком крошечном городке без привычных для Москвы и Северной столицы развлечений и мест досуга были походы в кино после съемок. И всегда Басов оказывался сидящим рядом с нею. И пока Титова смотрела на экран, он смотрел на нее. Иногда Валя просила режиссера отвернуться, но помогало это совсем ненадолго – через какое-то время Басов снова поворачивался к ней и смотрел влюбленными глазами.

Но не все поначалу было столь гладко: во время одной из первых репетиций еще в Москве Басов потребовал, чтобы у Маши слезы текли из глаз градом – в два ручья, но «заплакал» только один глаз, и то весьма скупо. В раздражении Басов очень резко «прошелся» по адресу актрисы и ее театральной школы, но Титова, умевшая выдерживать натиск великого Товстоногова, смело дала отпор и режиссеру Басову – сказала, что ноги ее больше не будет на съемочной площадке фильма и ей безразлично, что сорвется контракт с французами, заказавшими экранизацию пушкинской новеллы. Ушедшую с площадки актрису директор картины неделю разыскивал по Москве – у Титовой не было в столице своего дома, а когда наконец нашел, то Валентина сказала твердо и решительно: режиссер должен при всех извиниться за сказанное. Басов извинился, и больше такого не повторялось.

В другой раз Басов ее «простудил» – пытаясь добиться особого эффекта струящегося, как вода, платья, он велел установить рядом с актрисой «ветродуй». Потоки холодного воздуха обтекали Титову, создавая впечатление «текущей» ткани, – кадр был очень красивым, элегичным, но Титова после съемок серьезно заболела – простыла.