Читать книгу "Союз нерушимый - Влад Савин"

Мой Адмирал говорит, я на актрису похожа, что Тимиреву играла, а когда в шляпке, то и вовсе не отличить. Я даже, когда фильм смотрела на компьютере, кадр останавливала, и на себя в зеркало глядела, сравнивала, в шляпе и без нее. Но тот из фильма все же враг был, сколько он людей в Сибири замучил и расстрелял! — однако же как Тимирева, тоже Анна, его любила, это уважения заслуживает, и ведь в отличие от "морских" сцен, которые у Михаила Петровича вызывают лишь усмешку, про любовь их там показано, как в жизни было! Хотя если она врага любила, значит сама… Нет, ведь ее наша Советская власть ни в чем не обвинила, а значит, врагом не считала! И вообще, это лишь внешний образ, и смотрится красиво, мне идет, и моему Адмиралу нравится. А про шипение таких как наша "попадья", за моей спиной — что вырядилась, как фифа ходит! — да кто она такая, чтобы мне указывать? Ой, разозлюсь, и вылетит она отсюда завтра же, есть у меня такое право! Но если и впрямь горе у нее, да и говорят, она расчетчица хорошая, тоже бывшая студентка ленинградского универа, только с мехмата, а не инъяза, сама из Пскова, что под немцами был? Ладно, пусть шипит, если ей так легче, с меня не убудет!

А шестнадцатого прилетел сам товарищ Пономаренко. И был у меня с ним очень серьезный разговор.

Сначала Пантелеймон Кондратьевич с дядей Сашей о чем-то говорили, в кабинете закрывшись. Затем меня вызывают. И сразу вопрос — намерена ли я на службе остаться? Поскольку война кончилась — и, как замужняя, да еще и "в положении", имею полное право быть демобилизованной, и совет вам да любовь.

А что я умею, в мирной жизни? Сплошная недоучка в свои двадцать два года — незаконченный инъяз Ленинградского универа, здесь по верхам нахваталась, по кораблестроению и атомной физике — но явно не имею таланта к чистой науке! Могла бы без проблем на третий курс восстановиться, с сентября — но куда мне, если в ноябре у меня срок подойдет? И мне в Ленинград, когда мой Адмирал на севере… и хватит уже с меня практики с "носителями языка" на всю оставшуюся жизнь! Но и стать лишь женой и матерью, после того, что узнала — да я же не вынесу просто, думая постоянно, а вдруг через сорок, пятьдесят лет, и тут "перестройка" с капитализмом?

В солнце, в жару ли — в любую погоду

Лучшие — с нами. Лучшие вместе,

Чтоб ваши дети не выбрали водку,

Чтоб ваши внуки не выбрали пепси

Нет, не хочу! Чтобы тот, кто через пять месяцев родится, и в бандитском капитализме жил, а его дети, мои и моего Адмирала внуки — как там в этой песне, что мне в душу врезалась, жаль что сейчас ее петь нельзя, не поймут, чтобы твой сын не родился "кяфиром", чтоб твою дочь в гарем не продали. Чтобы твой сын не сидел в каталажке, чтобы твою дочь не снимали с панели. Это моих детей — да я убивать буду, насмерть встану, чтобы такого не случилось! И уж тут я кое-чему обучена, умею! Если знаешь, что твой мир рухнет, все равно через сколько лет, двадцать, пятьдесят, сто — как с этим жить?

— Хотела бы остаться — говорю — еще месяца два в нормальной форме буду, после придется отпуск взять, но лишь на время! А там видно будет — какой фронт окажется главным.

Вижу, переглянулись Пантелеймон Кондратьевич с дядей Сашей. А вот интересно, что за интерес тут, на Севмаше, у товарища Пономаренко? Он ведь теперь член Политбюро, курирует идеологию и пропаганду, а кроме того, остается главой советских партизан — которых сейчас переименовали в войска осназ НКВД (не путать с армейским осназом), вычищают лесную мразь в Прибалтике, Украине, Польше, Югославии. И война эта едва ли не столь же трудна, как совсем недавно, против немецких оккупантов — но куда менее почетна и известна.

— Это хорошо! — сказал Пантелеймон Кондратьевич — поскольку есть у меня к вам, особое поручение. Всего лишь съездить в одно место, посмотреть, запомнить, и доложить. Ваше непосредственное начальство, не возражает, Александр Михайлович? (тут дядя Саша кивнул). Возьмите.

Он протянул мне новенькое удостоверение. Мое имя, фотография, все печати — подтверждающие, что предъявитель сего, Лазарева Анна Петровна является инструктором ЦК ВКП(б) и помощником завотдела по идеологии, секретаря ЦК и Члена Политбюро Пономаренко П. К.

— А с комсомольского учета, Аня, вам придется сняться. Поскольку теперь вам положено быть членом ВКП(б) — в кандидатский стаж зачтено полтора года руководства прикрытием в "Рассвете", рекомендации я написал, и товарищ Кириллов. Так что — вручаю.

Партбилет. И напоследок — удостоверение капитана госбезопасности, последнего образца, уже не ГУ ГБ НКВД, а отдельного наркомата, НКГБ — знаю, что такие пока лишь в центральном аппарате выдаются, а на местах, взамен старого, только как знак особого доверия. И мне уже следующее звание присвоили, за какие заслуги? Равное, по уставу, армейскому подполковнику[35].

— В интересах дела. Поскольку вам надлежит, ни во что не вмешиваясь, даже если то, что вы увидите, покажется вам совершенно недопустимым. Лишь все увидеть, запомнить и написать доклад. Который после ляжет на стол …. А может быть и нет.

Мы встретились взглядом, и я поняла, что Пантелеймон Кондратьевич чем-то очень озабочен, и даже напуган. Да что же это творится такое, в мирное уже время, после Победы? И отчего именно я — у товарища Пономаренко должен быть целый штат помощников, порученцев, агентов на местах, чтобы предоставить Члену Политбюро всю необходимую информацию, по первому его запросу. И что за место, куда мне предстоит… явно не зарубежье, если "не вмешивайтесь", это странно выглядело бы на чужой территории?

— Всего лишь город Киев — сказал Пантелеймон Кондратьевич — и официальное поручение у вас будет… а впрочем, "легенду" вам мы еще продумаем, чтобы вы сумели увидеть все. Все, что должен был бы увидеть я сам — но мне туда нельзя! Для всех там я категорически не могу вырваться из Москвы, даже на один день. Но все должны быть уверены, что могут сообщить вам все, что хотели бы передать мне!

Еще страннее и сложнее. Я не отказываюсь — но должна знать все, необходимое для выполнения задания. Поскольку вид у товарища Пономаренко был такой, словно он приказывает мне прыгнуть с парашютом в тыл врага!

— Перестройка, твою мать! — вдруг рявкнул Пантелеймон Кондратьевич, стукнув по столу кулаком, как после выпитого натощак стакана — не в восемьдесят каком-то, а сейчас. Согнули мы историю через колено, …. ! Вот только куда? Слова правильные — возврат к ленинским нормам, демократический централизм, гласность, коллегиальность, национальное самоопределение! И не враги — нашлись в Партии отдельные товарищи… а может и не отдельные… Что в Кремле, это тебе знать не надо — довольно лишь, что по замыслу, начаться должно на местах! Национальная реформа, о которой товарищ Сталин еще в прошлом году объявил — а сейчас вот, аукается! Казахстан, Белоруссия — там вроде, под контролем, хотя будем еще разбираться. Даже Прибалтика — не страшно. Но вот на Украине… Те, кого я по двадцатым знал, еще по комсомольской работе, по службе в РККА — и во враги? Ты понимаешь, отчего мне нельзя туда — я ведь после не только перед товарищем Сталиным не отмоюсь, а и впрямь поколебаться могу! Ну а с тебя не только спрос малый, выслушать и передать — но и официально будет, вот товарищ Кириллов в свидетели, что ты задание госбезопасности выполняла, вывести этих … на чистую воду, разоблачить, тебе-то они никто, ты с ними из одного котла не хлебала! Но главное, вот ты многого набралась уже из той истории, мыслишь и смотришь уже наполовину как человек оттуда. Значит, увидеть и понять сможешь то, что другой посланец пропустит. Мне же понять надо, кто ссучился, а кто просто по дури. Но боже тебя упаси спорить, переубеждать — лишь улыбайся, и запоминай, а разговаривать после уже я сам буду, с каждым по отдельности и на своей территории!