Читать книгу "Вечера с мистером Муллинером - Пелам Вудхаус"

В этот момент Юстес думал только о том, как свести Беатрису на нет, расчистив таким образом сцену и обеспечив себе возможность сосредоточить все свои душевные порывы на Марселле. Отъезд Марселлы из Лондона как раз предоставлял ему необходимый досуг для этой операции.

Для сведения Беатрисы на нет он в день отъезда Марселлы пригласил Беатрису выпить с ним чаю, и за чаем Беатриса случайно, как это водится у девушек, упомянула, что в следующее воскресенье – день ее рождения, а Юстес сказал: «Да неужели? Так позавтракай со мной у меня дома», – а Беатриса сказала, что с восторгом, – а Юстес сказал, что должен сделать ей самый замечательный подарок, а Беатриса сказала: «Да нет, не надо», – а Юстес сказал, что, черт подери, сделает, и все. Так что процессу сведения на нет было положено отличное начало, ибо Юстес знал, что еще в субботу он уедет к своей тетушке Джорджиане провести воскресенье с ней в Уитлфорде-и-Багсли-на-Море, а потому, когда девушка явится, облизываясь в предвкушении завтрака, и обнаружит, что не только ее гостеприимный хозяин отсутствует, но и что в квартире нет ничего, хоть отдаленно смахивающего на подарок, она разобидится и станет с ним холодной, неприветливой и суровой.

Такт, говорил мне мой племянник, вот что требуется в подобных случаях. Ведь цель – добиться желанного результата, никому не причиняя боли. И без сомнения, он совершенно прав.

После чая он вернулся к себе, бодро сходил прогуляться с пекинесом Реджинальдом, дал Уильяму попорхать и отошел в этот вечер ко сну, чувствуя, что Господь на небе и что все прекрасно в этом лучшем из миров.

Следующий день выдался солнечным и теплым, а потому Юстес подумал, что Уильям будет доволен, если выставить его клетку вместе с ним на подоконник, чтобы он мог насытить свой организм ультрафиолетовыми лучами. Юстес так и поступил, после чего, обеспечив Реджинальду необходимый моцион, вернулся к себе, чувствуя, что заслужил глоток какого-нибудь взбодряющего напитка. Он дал соответствующие инструкции Бленкинсопу, своему камердинеру, и вскоре в его квартире уже в ощутимой степени воцарился благостный мир. Уильям упоенно испускал трели на подоконнике, Реджинальд после прогулки отдыхал под диваном, а Юстес прихлебывал виски с содовой, беззаботно радуясь жизни, как вдруг дверь отворилась, и Бленкинсоп доложил о госте.

– Мистер Орландо Уозерспун, – сказал Бленкинсоп и удалился, чтобы продолжить в своих владениях штудирование журнала, посвященного исключительно кино.

Юстес поставил стакан на стол и поднялся для обмена приветствиями. Впрочем, он несколько недоумевал, если не сказать – был ошарашен. Фамилия Уозерспун никак не отозвалась в его памяти, и, насколько ему помнилось, прежде он этого человека ни разу не видел.

А Орландо Уозерспун был не из тех, кого, раз увидев, легко забыть. Природа, создавая его, не поскупилась на материал, и посетитель заполнил собой комнату, лишь чуть-чуть не переливаясь через край. Когда Уозерспун входил, ему предшествовали ниспадающие усы, соперничая с приспособлением для процеживания супа, а глаза у него обладали таким пронизывающим свойством, что вызывали ассоциации с совами, старшими сержантами и инспекторами Скотленд-Ярда.

Юстесу стало несколько не по себе.

– Приветик! – сказал он.

Орландо Уозерспун просверлил его взглядом – как показалось Юстесу, враждебным. Будь Юстес особенно мерзким тараканом, этот человек посмотрел бы на него именно так. В его глазах появилось выражение, которое можно наблюдать у жителя пригорода, когда он обозревает слизней на грядке салата.

– Мистер Муллинер? – осведомился он.

– Вполне вероятно, – сказал Юстес, чувствуя, что это вполне может быть правдой.

– Моя фамилия Уозерспун.

– Да-да, – сказал Юстес. – То же самое сказал Бленкинсоп, а я давно убедился, что обычно могу на него полагаться.

– Я живу в доме по ту сторону сквера.

– Так, так, – сказал Юстес, все еще недоумевая. – И хорошо проводите там время?

– Если вас это интересует, то обычно моя жизнь течет спокойно. Но нынче утром я увидел зрелище, которое нарушило мою душевную безмятежность, и кровь закипела у меня в жилах.

– Если так, это скверно, – сказал Юстес. – И что же заставило вашу кровь вести себя в вышеуказанной манере?

– Я скажу вам, мистер Муллинер. Несколько минут назад я сидел у окна, набрасывая речь, которую мне предстоит сказать на ежегодном банкете Лиги Наших Бессловесных Корешей, каковой я имею честь быть бессменным вице-президентом, и вдруг, к моему ужасу, я увидел дьявола во плоти, терзающего беспомощную пичужку. Несколько минут я продолжал смотреть, парализованный возмущением, а кровь стыла у меня в жилах.

– Вы же сказали: кипела.

– Сначала кипела, потом стыла. Я беспредельно негодовал на этого дьявола во плоти.

– Я вас не осуждаю, – сказал Юстес. – Если есть субъекты, к кому я безоговорочно поворачиваюсь спиной, так это к дьяволам во плоти. Так кто же этот негодяй?

– Муллинер, – сказал Орландо Уозерспун, указуя перстом, который смахивал на баклажан или на небольшой банан, – злодей – ты!

– Что-что?

– Да, – повторил собеседник, – ты! Муллинер Палач Птиц! Муллинер Бич Наших Пернатых Друзей! Чего ты добивался, ты, Торквемада, помещая эту канареечку на подоконник прямо под палящее солнце? Как бы ты чувствовал себя, если бы какой-нибудь пучеглазый убийца оставил тебя на солнцепеке без шляпы, чтобы ты изжарился прямо на месте? – Он подошел к окну и перенес клетку внутрь комнаты. – Это людишки вроде тебя, Муллинер, вставляют палки в колеса всемирного прогресса и делают необходимым общества вроде Лиги Наших Бессловесных Корешей.

– Я думал, пичуге там нравится.

– Муллинер, ты лжешь, – сказал Орландо Уозерспун.

И взгляд, который он бросил на Юстеса, убедил последнего, что он, как ему смутно чудилось с самого начала, не обзавелся новым другом.

– Да, кстати, – сказал Юстес, надеясь разрядить атмосферу, – не выпьете ли глоточек?

– Я не выпью ни единого глоточка!

– Ладненько, – согласился Юстес, – ни глоточка так ни глоточка. Но вернемся к повестке дня. Вы несправедливы ко мне, Уозерспун. Я мог допустить глупую ошибку, но, Бог свидетель, намерения у меня были самые благие. Честное слово, я думал, Уильям будет визжать от восторга, если я выставлю его клетку на солнышко.

– Ф-фа! – сказал Орландо Уозерспун.

И в этот момент песик Реджинальд, разбуженный голосами, выбрался из-под дивана в уповании, что происходящее тут может увенчаться кусочком сахара.

При виде честной мордочки Реджинальда Юстес воспрял духом. Между ними уже завязалась теплая дружба, основанная на взаимном уважении. Он протянул руку и причмокнул.

К несчастью, Реджинальд как раз узрел усы крупным планом и в убеждении, что против него готовятся козни, испустил пронзительный визг, а затем нырнул назад под диван, где и затаился, настойчиво взывая о помощи.