Читать книгу "Азъ есмь Софья. Тень за троном - Галина Гончарова"

Сулейман спешил к Вене, а войска Имре продвигались тихо, вдоль польских границ. И в нужный момент – ударили. Легкие, мобильные, конные и оружные. Мало того что они ударили – еще, вот кошмар-то, вот беспорядок, начались опять волнения в Чехии. Еще не высохла там кровь, пролитая во время Тридцатилетней войны.

Чего уж говорить – в начале века там было более двух с половиной миллионов людей. Сейчас – не более восьмисот тысяч. И оставшиеся не хотели поквитаться? За свою свободу? За навязанных на шею иезуитов? Да там стоило только спичку поднести – и полыхнуло.

Имре и поднес.

И в тылу у Леопольда вспыхнула самая страшная война – партизанская.

Войска Имре передвигались по землям Чехии невозбранно, их встречали с радостью, а провожали с грустью. Тем более дисциплину Текели установил железную. И то сказать – не было у него в войске наемников с большой дороги, коим бы пограбить и потешиться. Люди Ракоци, люди Зринских, люди самого Текели, валахи – все, кто сам натерпелся от Габсбургов.

Солдат Леопольда давили, травили, выцеливали из дубрав и рощ – одним словом, им в спину стрелял каждый куст. А потому необходимая помощь к осажденной Вене просто не пришла. Леопольд вынужден был бросить часть союзных войск под командованием Яна Собесского на усмирение бунтующей провинции – иначе рисковал остаться аккурат с одной Веной.

Ян не возражал, ему вовсе не хотелось класть своих людей за чужие интересы. А вот погоняться за негодяями, которые мутят народ?

О, это сколько угодно!

Так и получилось, что под стены Вены вышло совместное австрийско-венецианское войско под командованием графа Эрнста фон Шатермберга.

Но птицы летят быстрее, чем идут войска.

* * *

– Готовы ли царские покои?

Софья носилась по Кремлю ураганом. Вот-вот должна приехать Ульрика-Элеонора, а у них еще тут крокодил не ловился!

– Да все готово, Сонюшка. Успокойся.

Тетка Анна, которая надзирала за приготовлениями, смотрела ласково.

– Да я и не беспокоилась.

Соня немножко лгала.

На правах свекрови ее сегодня уже помучила боярыня Морозова, выговаривала за бесплодие.

Не брюхата ли ты, невестушка? Нет? А коли что с Ванечкой случится, род без наследника по твоей вине останется… может, ты и вообще бесплодна?

Долго Софья слушать ее не стала, но осадочек никуда не делся.

У Шан опять же…

Да, девушка полностью покорна и мила, но… гадюки – они тоже тихие и милые. И тенденция в поведении малявки была весьма неприятна.

Пять истерик за последние двенадцать дней. Можно понять девчонку – осталась без служанок и евнухов, которых вежливо отослали на родину… Ну как – отослали? Уехать они точно уехали. А вот куда доедут?

В зависимости от политической ориентации данного персонажа. Вот евнухов точно надо передавить, большую часть, а служанок можно и оставить. Поживут в Дьяково, а там и к делу пристроим. Язык преподавать или еще что полезное… Замуж выдадим.

У Шан оказалась окружена русскими и принялась действовать.

Слезы, крики, скандалы… Все прекращалось в присутствии Федора. Братец гладил невесту по голове и чувствовал себя большим и сильным рыцарем. А как еще, если девушка (пусть девочка, но надолго ли) бросается тебе со слезами на шею, лепечет что-то благодарное, затихает в твоих руках…

Так и озлишься, что воспитывала в братьях ответственность.

Любовница пока помогала отвлечь Федю, но У Шан настроилась на долговременную осаду. Активно изучала язык, интересовалась христианской верой, перенимала обычаи – так что боярыни были в восторге.

Тетки радовались – мол, помощница будет.

А Софья видела другое.

Долговременную интригу. Не привыкать этой девочке, она среди таких росла. Она будет выжидать и год, и два, и пять лет – и ударит. Рано или поздно, но в уязвимое место.

У вас паранойя?

Это еще не значит, что за вами никто не следит.

Возможно, Софья преувеличивала возможности малявки, но все, все в ней кричало о том, что в царскую семью вползла змея. И избавиться сейчас от нее нет никакой возможности, нужна хотя бы пара наследников.

Что остается?

Терпеть и ждать. И искать противовесы. В виде Ульрики-Элеоноры. Еще не приехавшая принцесса уже обречена на дружбу с Софьей. Хороша ли она, плоха ли – царская семья должна быть безупречна. Приятно и то, что на стороне Софьи играет время. У Шан пока рожать детей не может, а вот Ульрика – вполне. И воспитывать своих детей надо в нужном духе. Да и у китаянки детей заберут сразу после рождения.

Конечно, девушка будет сопротивляться, кто бы спорил. Но… традиция. Такая приятная и нужная штука! Или даже без традиций – отправить их с Федей куда-нибудь по делам, а ребенка оставить с кормилицами. Не тащить же малыша в дальние дали без всяких условий?

Ладно. Время что-нибудь придумать еще есть.

Эх, сложно это.

Так что Софья готовилась к приему очередной невестки и просчитывала последствия. Вариантов было много. Ульрика окажется еще одной У Шан, Ульрика окажется неким вариантом Любавы, Ульрика окажется редкостной стервой…

Царевне заранее было грустно, а доставалось окружающим.

* * *

– Мой повелитель, позволено ли будет мне…

Сулейман раздраженно махнул рукой. Гуссейн-паша тут же отбросил льстивый тон и заговорил деловито и серьезно.

– На подкрепление выступило около пятидесяти тысяч человек. Чуть поболее, но все равно много. И скоро они будут здесь. Тогда исход боя станет… сомнительным.

Сулейман кивнул. Глупцом он не был, книг тоже прочитал достаточно, а потому понимал: как только придет войско, они окажутся в печальном положении. Бить их будут и из города, и за городом. Его братец так и попал – в Каменце. А тут вот сам Сулейман может оказаться в ловушке.

И что делать?

– Дозволено ли будет скудоумному…

– Гуссейн!

– Мой повелитель, я бы советовал сейчас собрать войска в единый кулак и пойти на штурм. У нас достаточно людей и пушек, мы возьмем город в два дня.

– А сколько при этом потеряем?

– Не менее четверти.

– Вот видишь…

– Неужели моему повелителю так угодны янычары?

Угодны ли?

Спору нет, сила они хорошая. Но неуправляемая настолько, что Сулейман бы их кому хочешь сбыл. Еще и приплатил бы. А тут…

В глазах мужчины мелькнуло понимание.

– Ты предлагаешь…

– Мой повелитель, я не смею…

Глаза Сулеймана стали холодными, и Гуссейн-паша поклонился.