Читать книгу "Сто девяносто девять ступеней. Квинтет "Кураж" - Мишель Фейбер"

Позднее в свою первую ночь в «Шато де Лют», устроившись в незнакомой мягкой постели по соседству с Роджером, Кэтрин листала учебник «Современные вокальные приемы», написанный участниками «Калифорнийского ансамбля современной вокальной музыки». Эту книгу она часто использовала вместо снотворного, но сегодня она взялась за нее еще и для того, чтобы иметь повод уклониться от физического контакта.

Роджер читал книгу о творчестве Карела Аппеля, голландского художника, которую он нашел на первом этаже в книжном шкафу — вернее, как показалось Кэт, просто рассматривал картинки: она сильно сомневалась, что ее муж потрудился выучить голландский по случаю поездки. Нет, такое было вполне в его духе, но она бы заметила, займись он чем-нибудь подобным.

Время от времени Кэтрин, не поворачивая головы, краем глаза косилась на Роджера. Он дюйм за дюймом все глубже и глубже погружался в мягкие перины. Кэтрин надеялась, что ее неодолимая бессонница вскоре даст ей преимущество перед ним. Она продолжила чтение:

Гласные звуки фонетически различаются характерным спектром обертонов, присущих каждому из них. Этот спектр сконцентрирован вокруг определенных частот, что позволяет голосу вокалиста резонировать так, чтобы выделить определенную гармонику в наборе производимых связками колебаний. Использование техники выделенных гармоник позволяет четырем певцам исполнять восьмиголосные произведения.

Кэтрин задумалась над тем, что, может быть, она не сходит с ума, а просто стареет.

— Сумасшедший тип, этот Карел Аппель, — заметил Роджер.

— Угу, — промычала она, подогнув под теплым одеялом колени так, чтобы ей удобнее было читать книгу. Она очень надеялась, что эта новая работа Пино Фугацци не потребует от них с Дагмар слишком большого насилия над своей психикой. Кому-то, может, и доставляет удовольствие слушать, как две женщины поют в терцию так, что в ушах звенит, но Кэтрин пришла к выводу, что у нее уже слишком слабые нервы для подобных развлечений. Даже ля-бекар, исполненное состенуто, в последнее время напоминало ей больше, чем что-либо другое, гул кондиционера, от которого по спине бегут мурашки. У нее вообще создавалось ощущение, что когда с музыки снимешь всю эту барочную подарочную упаковку, в которую ее завертывали старые мастера, то не остается вообще ничего, кроме колебаний с определенной частотой и двигающихся молекул воздуха. Когда звук чересчур обнажен, возникает расстройство слуха. По крайней мере к такому выводу она пришла с тех пор, как у нее начались проблемы с головой. Небольшое количество Баха или Монтеверди были бы гораздо полезнее для ее здоровья, чем то, что хотел от нее этот Пино Фугацци.

Но она знала, что такая трусость не к лицу участнице «Квинтета Кураж».

Было уже далеко за полночь, когда Роджер наконец уснул. Она не знала точно, который час, потому что единственными часами в комнате были часы Роджера, спрятанные под подушкой, на которой тот в настоящее время мирно посапывал. Удивительно, какие только вещи не забываешь взять, когда едешь за границу.

Кэтрин осторожно положила «Современные вокальные приемы» на пол, натянула одеяло на подбородок и выключила ночник. Навалившаяся на нее тишина оказалась настолько непроницаемой, что Кэтрин запаниковала. Ей показалось, что вместе с ночником она выключила разом всю вселенную.

Уже засыпая, она поймала себя на мысли о том, может ли человеку, живущему в таком месте, прийти в голову идея наложить на себя руки.

На заре ее разбудили птицы. Не то чтобы их было много — Кэтрин слышала буквально несколько чирикающих и свиристящих особей неизвестных ей видов. Удивительно, что в Лондоне, в кронах нескольких деревьев, посаженных муниципалитетом в непосредственной близости от ее квартиры, собиралась целая стая пернатых, поющих на все голоса, в то время как здесь, в этой лесной глуши, слышалось всего несколько голосов. Одно из двух — или здесь было всего несколько птичек, надрывавших свои связки в отчаянных попытках заполнить звуковой вакуум, или же птиц этих были миллионы и миллионы, но они все как одна молчали. Сидели себе на ветвях и поджидали подходящего момента, чтобы вступить хором.

Кэтрин с ужасом обнаружила, что ей стало по-настоящему страшно при мысли обо всех этих миллионах птиц, застывших в молчании на ветвях деревьев. Она презирала себя за этот страх, который, как она прекрасно понимала, был абсолютно иррационален. Судя по всему, она дошла до точки; если ее приводила в ужас мысль о птицах, неподвижно сидящих на ветвях, то явно настало время свести счеты с жизнью. Ей казалось, что все сложные и перепутанные проволочки в ее мозгу, привести которых в порядок было бы под силу одному только Богу, доверили починить бригаде неумелых подмастерьев, в результате чего она теперь стала видеть опасность в каждом воробье, в звуках музыки ей стало чудиться предвестье чего-то ужасного, а проявлениях любви со стороны собственного мужа — смертельная угроза.

Роджер спал рядом с ней как убитый. Он, впрочем, мог проснуться в любую секунду — он никогда не сопел и не ворочался во сне перед пробуждением, просто открывал глаза, и сразу же оказывалось, что он совсем проснулся и полностью контролирует ситуацию. Кэтрин посмотрела на голову мужа, покоящуюся на подушке — прежде она не смогла бы удержаться от желания потрепать эти волосы или поцеловать эту щеку. Она была благодарна ему, что он взял ее в жены и убедил в том, что ему под силу сделать из нее нечто большее, чем еще одна неуверенная в себе девица с неплохим сопрано, одержимая манией саморазрушения.

— У тебя есть кое-какие задатки, — подзадоривал он ее.

Жаждущая, восторженная, она покинула отчий дом, чтобы стать участницей «Квинтета Кураж».

И вот сейчас, лежа с ним рядом в незнакомой постели где-то в Бельгии, она мечтала о том, чтобы поднести платок с каким-нибудь волшебным, лишенным запаха хлороформом к его рту, чтобы он продолжал крепко спать, пока она набирается смелости, чтобы встретить новый день.

За завтраком Кэтрин упомянула при остальных о необычной ночной тишине. К этому времени она просто порхала от облегчения: ей удалось выбраться из постели и привести себя в порядок раньше, чем Роджер очнулся от необычно крепкого сна. Когда он спустился на первый этаж, чтобы присоединиться к коллегам, она уже суетилась на кухне, полностью одетая, и готовила havermout — то есть попросту овсянку — для голодного как волк и небритого Бена и вообще вела себя как разумная и здравомыслящая женщина.

— Доброе утро, дорогой! — сказала она, заметив мужа. Тот с невозмутимым видом прошествовал по лестнице в одних носках в «елочку». (Собственно говоря, в носках вышли к завтраку все мужчины, очутившись в неразрешимой ситуации — обувь внутри шато запрещалось носить правилами, а казенные кожаные тапочки никому не пришлись по вкусу.)

Джулиан, с заспанными глазами и элегантно растрепанной шевелюрой, держал в руках кружку с кофе, не притрагиваясь к напитку. Как только Кэтрин заикнулась насчет ночной тишины, он сказал, что тоже обратил на это внимание и что такая тишина показалась ему неестественной. Из-за нее он всю ночь глаз не мог сомкнуть.