Читать книгу "Биология желания. Зависимость - не болезнь - Марк Льюис"

Но второй раз выход дался ей достаточно легко. Она поняла, что собрания АН, которые она посещала, кажутся ей чрезмерно морализаторскими и душащими инициативу и что есть другие способы справляться с жизнью и двигаться вперед. Она сознательно восстановила отношения с друзьями и считает, что почти все они очень ее поддержали и помогли. Они признавали, что ей нужно сделать выбор, но не ставили ей ультиматумов. Не угрожали выкинуть Донну из своей жизни, если она потеряет свой решительный настрой. Она уволилась из больницы, хотя продолжала вести социальную работу с клиентами частным образом. Это было еще одно обязательство, которое, как она чувствовала, она должна выполнять, до тех пор пока не поняла, что это не для нее.

Когда мы в последний раз общались, Донна была чистой уже полгода. По телефону ее голос звучал уверенно, и она с энтузиазмом говорила о своей новой жизни. Она не только освободилась от зависимости; она освободилась от работы и брака, где она была бескорыстным поставщиком услуг. Такую роль она исполняла с детства, и против нее она протестовала, воруя жетоны на тепло у окружающих. Теперь она видела, что ее потребности, настроение, эгоистичные моменты и иногда переменчивая натура безвредны для окружающих. Никто не умер. Ее межличностные отношения стали более спонтанными, в них стало больше любви, чем когда-либо. Без сомнений, ее медиальная префронтальная кора снова меняется. Синаптические пучки, которые долго оставались разъединенными, связываются вместе и образуют канат, прочный и гибкий. Встречи с терапевтом продолжаются, но на нерегулярной основе. Нельзя сказать, что она уже находится вне опасности, но, по всем признакам, она в достаточно хорошей форме.

Я спросил ее, считает ли она, что выросла личностно и духовно во время зависимости и выздоровления. Она засмеялась и сказала, что никогда еще не чувствовала себя такой сильной, такой счастливой. Для Донны очевидно, что и в зависимости, и в период выздоровления она развивалась. Вообще, к моменту, когда наши беседы с Донной подошли к концу, понятие «выздоровление» перестало для меня существовать. «Выздоровление» подразумевает возвращение назад, к тому, чтобы снова стать нормальным. И разумно использовать этот термин, если вы считаете зависимость болезнью. Но многие зависимые, с которым я общался, и Донна в том числе, считают, что двигаются не назад, а вперед и ведут более осознанную жизнь, которой управляют сами, чем до зависимости. Не так просто объяснить это направление изменений, прибегнув к медицинской терминологии заболевания и выздоровления. Зависимые не выздоравливают, а продолжают расти и развиваться, как любой другой человек, преодолевший трудности благодаря осознанным действиям и размышлениям.

Глава 6
ДЖОННИ НУЖНО ВЫПИТЬ

Однажды, незадолго до того; как прошлой жизни пришел конец, Джонни проснулся на кафельном полу кухни. Отпечаток плитки на лице держался несколько недель, сказал он мне позже. «Как Туринская плащаница». Сначала он не мог сообразить, день сейчас или ночь: свет был серым, все вокруг как бы расплывалось. Потом он пришел в себя. Сел и задумался. Затем с трудом поднялся, добрел до стола, свалил на один его край снотворные таблетки, на другой край поставил бутылку рома и громко сказал: «Ну, смотри сам, выбирай одно или другое. Если выберешь бакарди, то контролируй себя. Или же прими достаточно таблеток, чтобы убить себя. Пора с этим завязывать». Так он просидел несколько часов, дожидаясь, пока взойдет солнце. Затем он опять сидел долго-долго, медленно трезвея. Наконец, он подумал, который сейчас час. С трудом он сообразил включить телевизор. Было одиннадцать утра.

Проблема была в том, что Джонни не мог себя контролировать. Последние полгода все дни были как под копирку. Он не покидал квартиры, за исключением редких походов в магазин. Он больше не появлялся на работе. Его работой было пить. Ему нужно было начинать пить сразу как только он просыпался. Он мог проснуться в три часа дня или в три часа ночи; но как только сознание возвращалось к нему его самой первой мыслью; его самой первой надобностью был алкоголь. Он просыпался, шел к холодильнику наливал себе большой стакан бакарди, добавлял лед и немного колы. Но соотношение кока-колы и рома менялось не в пользу первой с каждой неделей. Он мог залпом осушить стакан. По крайней мере, первый. Следующий выпивался чуть медленнее. Тяга к алкоголю была такой сильной, что он шел к холодильнику сразу, как просыпался, даже если ему нужно было в туалет. Он не мог ждать. Он наливал себе стакан, делал хороший глоток и шел со стаканом в туалет. Стакан был в его руке от первой минуты его бодрствования до последней. Не пил он только четыре часа в сутки.

* * *

Джонни было ближе к семидесяти. Я забросал его вопросами об этом периоде его жизни. Я слышал множество историй от людей, дошедших до грани, но был поражен описываемыми им крайними проявлениями зависимости. Он утратил всякую связь со временем и пространством. Он создал свой личный ад и в нем жил. Я хотел понять, как все происходило, во всех подробностях. И Джонни оказал мне такую любезность. Он не смягчал слова. Он говорил медленно, вдумчиво, без остановок и просьб продолжать с моей стороны. Мне казалось, что он до сих пор удивлен или как минимум озадачен тем, что до сих пор жив. Он не дожидался моих вопросов, но отвечал на них, если я спрашивал. В остальном его рассказ тек непрерывным потоком.

* * *

Когда ром бьет по желудку) первым делом нужно справиться с тошнотой. По крайней мере, так объяснил он мне сначала. В более подробной беседе Джонни припомнил, что не всегда просыпался с ощущением тошноты. Каждый раз он просыпался с мыслью, что его будет мутить, в придачу к которой шла мысль о невыносимо сильной тревоге, которая вот-вот накроет. Но шанса сбыться одному или другому предсказанию он не давал: ром уже путешествовал по пищеводу в желудок. Полчаса отчаяния, после которых наступало облегчение. Следующий час дарил комфорт. Ему все еще нравилось это чувство. Он становился расслабленным, беззаботным. Это было как найти на конце радуги горшочек с золотом. Затем, следующие два с половиной часа его все сильнее клонило в сон. Довольствия это уже не приносило. Да он и не ждал его.

Почему же он продолжал пить?

Джонни называет свой последний период четырехчасового дня «жестоким», подразумевая жестокое отношение к себе. «Я говорил себе: знаешь ведь, что окажешься в этом же ужасном месте завтра... И я пил на этой стадии, потому что не хотел встретиться с собой лицом к лицу, не хотел быть разумным, мыслящим человеком». Последние два-три часа, когда им все больше овладевало сонливое состояние, его мучили ужасные мысли. Он знал, что роет себе яму, из которой не сможет выбраться, которая приведет его к смерти. Он представлял себе, как бизнес разваливается без него. Он пытался руководить по телефону, не появляясь в офисе. Но ничего не получалось. Его работники тоже все потеряют.

И это неправильно. По правде говоря, это непростительно. Он вслух говорил себе: «Скоро придет момент, когда ты вообще больше не сможешь бодрствовать, не сможешь сидеть на этом самом стуле». Затем наливал себе очередной стакан. Иногда он лежал, свернувшись, как эмбрион. Часто он добирался до кровати ползком.