Читать книгу "Проклятие рубина - Роберт Энтони Сальваторе"

– Скорей всего он им как-то насолил, и вот теперь с ним просто хотят свести счеты, – согласился Пуук.

– А если это друзья хафлинга? – спросил Оберон. – Но почему тогда Энтрери ведет их за собой, в Калимпорт?

– Кто бы они ни были, ничего хорошего от них ждать не приходится, – сказал Ла Валль, сидевший между своим господином и хрустальным шаром.

– Возможно, Энтрери собирается устроить им ловушку, – предположил Пуук, обращаясь к Оберону. – Это объясняет просьбу Энтрери о том, чтобы ты подал ему знак, когда они покинут Ворота Балдура.

– И вместе с тем Энтрери просил начальника порта передать, что он будет ждать их в Калимпорте, – напомнил ему Оберон.

– Скорее всего чтобы сбить их с толку, – подал голос Ла Валль. – Чтобы они думали, что до самого Калимпорта им ничто не угрожает.

– Нет. Это не в его правилах, – сказал Оберон, и Пуук снова кивнул в знак согласия. – Я никогда не видел, чтобы он пускался на такие очевидные уловки, дабы получить преимущество над врагом. Насколько я знаю Артемиса Энтрери, ему доставляет глубочайшее наслаждение встретиться с противником лицом к лицу.

Оба чародея и магистр Гильдии воров, который сумел пережить многих своих врагов только потому, что всегда соответствующим образом относился к разного рода неожиданностям, надолго задумались, прикидывая, что можно предпринять и каковы возможные последствия просьбы Энтрери. Пуука интересовало только одно – как бы поскорее заполучить волшебный рубин. Ведь, завладев им, он сможет многократно увеличить свое могущество и, возможно, даже заслужит расположение самого Великого Паши Калимпорта.

– Не нравится мне это, – сказал он наконец. – Мне вовсе не хочется, чтобы на пути Энтрери, возвращающегося с рубином, возникли какие-то неожиданные препятствия.

Он еще немного подумал, после чего, приняв решение, склонился к шару, чтобы быть поближе к образу Оберона.

– Ты еще поддерживаешь знакомство с Пиночем? – спросил он, хитро ухмыльнувшись.

Оберон сразу понял, на что намекает магистр.

– Пираты не забывают своих друзей, – ответил он в тон Пууку. – Пиноч неизменно заглядывает ко мне всякий раз, когда его заносит в Ворота Балдура. И он постоянно справляется о тебе и надеется, что у тебя, его старинного друга, все в порядке.

– А где он сейчас? На островах?

– Зимой торговля перемещается на юг от Ворот Балдура, – усмехнулся Оберон. – Где же ему еще быть, как не там?

– Отлично, – прошептал Пуук.

– Так ты считаешь, надо организовать преследователям Энтрери достойную встречу? – спросил Оберон, искренне наслаждаясь и тем, как развиваются события, и тем, что ему представилась отличная возможность услужить своему хозяину.

– Да, пусть пошлет три корабля, – сказал Пуук. – Не будем рисковать. Ничто не должно помешать возвращению хафлинга. Нам с ним предстоит о многом поговорить!

Оберон немного помолчал и вдруг усмехнулся.

– Жаль, – заметил он. – «Морская фея» была отличным кораблем.

Пуук в ответ повторил лишь одно слово, давая понять, что в этом деле он ошибок не потерпит:

– Была!

Глава 10. Выбор короля

Хафлинг, подвешенный за лодыжки вниз головой, раскачивался над котлом с кипящей жидкостью. В котле кипела не вода, а нечто темно-красное. Возможно, красная краска.

А возможно, и кровь.

Послышался зловещий скрип рычага, и хафлинг опустился еще на дюйм. Его лицо перекосила гримаса дикого страха, рот широко раскрылся – так, словно он издал душераздирающий вопль.

Но крика не было слышно – только скрип ворота и нечеловеческий хохот невидимого мучителя.

Вот пар над котлом несколько рассеялся, и показался рычаг, при помощи которого протянутая из мрака рука вращала барабан с цепью.

Хафлинг раскачивался над кипящей жидкостью.

Снова послышался жуткий хохот, рука резко дернулась, и барабан бешено закрутился.

И раздался дикий вопль, способный, казалось, вывернуть душу, – крик агонии, крик самой смерти.

* * *

Пот начал щипать глаза Бренора еще до того, как он открыл их. Стерев испарину со лба, дворф помотал головой, желая прогнать кошмар и вспомнить, где он находится.

Он лежал в кровати, стоявшей в одной из уютных комнат Дворца Плюща. Новые свечи, которые он зажег, ложась спать, сгорели уже почти до самого основания. Но и свет не помог ему – ночь оказалась такой же кошмарной, как и другие ночи, которые он провел здесь.

Бренор уселся на краю кровати. Все было так, как и должно было быть. Мифриловые доспехи и его золотой щит спокойно лежали на стуле, стоявшем рядом с единственным в этой комнате шкафом, на котором покоились два шлема – помятый однорогий боевой шлем, с которым дворф не расставался уже почти двести лет, и корона Мифрил Халла, усыпанная тысячей сверкающих бриллиантов.

Но Бренор знал, что все не так. Дворф глянул в окно, но не увидел ничего, кроме отражавшейся в оконном стекле комнаты, в которой сияли корона и доспехи короля Мифрил Халла.

Он жил во Дворце Плюща уже неделю, и время это прошло крайне беспокойно, так, словно в Широкую Скамью уже прибыли войска из Долины Ледяного Ветра и Цитадели Адбар – армии, которые помогут ему вернуть Мифрил Халл своему народу. Его плечи немели от бесконечных похлопываний, которыми сопровождалась каждая встреча с Гарпеллами и другими гостями дворца. Всем хотелось заранее поздравить дворфа с возвращением на трон.

Но Бренор старался не обращать на это внимания и лишь из вежливости играл свою роль, свалившуюся на него задолго до того, как он мог бы по-настоящему насладиться ею. Пришло время как следует подготовиться к походу, о котором Бренор мечтал целых двести лет – с тех самых пор, как его народ был изгнан из горного города. Отец его отца был королем Мифрил Халла, так же как и его предки, основатели Клана Боевого Топора. И зов предков требовал, чтобы Бренор встал во главе армии и вышвырнул врага вон из Мифрил Халла. Сейчас ему предстояло занять трон и вернуть себе власть, для которой он был рожден.

Но, оказавшись в каменных залах своей древней родины, Бренор со всей отчетливостью понял, что для него важнее всего. За последние десять лет он обрел четырех верных друзей, и, как это ни удивительно, ни один из них не был дворфом. Возникшая между ними дружба значила для него сейчас больше, чем собственное королевство, и казалась гораздо ценнее, чем весь мифрил этого мира. Поэтому предстоящий освободительный поход уже не вызывал у Бренора прежнего восторга.

То, что он переживал по ночам, не забывалось в течение дня. Кошмарные сны никогда не повторялись, но конец у них всегда был один и тот же, а образы, возникавшие перед ним во сне, никуда не исчезали с рассветом.

– Опять? – услышал он и, обернувшись, увидел стоящую на пороге Кэтти-бри. Бренор, зная, что можно не отвечать, потому что девушка и так все прекрасно понимает, уронил голову на грудь и потер глаза кулаками.