Читать книгу "Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина"

Услышав о коротком знакомстве баронессы Корф с Его императорским величеством, тайный советник слегка изменился в лице и забормотал:

— Право же, сударыня, я не понимаю… я честный человек…

— Если вы честный человек, — добила его Амалия, — то скрывать вам нечего. Итак?

Иван Андреевич помялся, покрутил рыжий ус и начал рассказывать. Все началось с растраты, обнаруженной в Москве, — неведомо куда исчезли несколько тысяч рублей. Само собой, началось расследование, и как-то незаметно выяснилось, что все нити ведут к Ивану Андреевичу. Он клялся честью, что не имеет к хищению никакого отношения, но кольцо подозрений вокруг него сжималось все теснее. Запахло Сибирью, и сослуживцы перестали здороваться с Лакуниным при встрече. Только Павел Петрович был убежден в его невиновности, и только Павел Петрович поддерживал его. А потом…

Иван Андреевич остановился и вытер лоб платком, который достал из кармана. Амалия покосилась на этот платок, но ничего не сказала.

— Они обыскали квартиру моей матушки и нашли часть денег из тех, которые пропали… — прошептал Иван Андреевич. — Я ничего не понимал. Я не знал, каким образом… откуда. Просто готов был сойти с ума. Понимаете, ведь я был невиновен, могу чем угодно поклясться… И тут Павел Петрович, который жил неподалеку, вспомнил, что видел в тот день возле дома нашего сослуживца, Васильчикова. Одним словом, если бы не он, не Павел Петрович…

— Значит, Васильчиков украл деньги? — спросила Амалия.

Тайный советник слегка поморщился. Ему не понравилось слово «украл».

— Позаимствовал, — смягчил он выражение баронессы Корф, — для своей обже.[26]Знаменитая весьма дама… и расточительная донельзя. Сначала никто ничего не замечал, но потом, конечно, все вскрылось. И он решил обвинить меня. Стал за глаза распускать всякие слухи про меня, а в глаза улыбался и руку пожимал. И тем, кто расследование вел, на меня наговаривал… да-с… Я и не подозревал даже… А потом он деньги моей матушке подбросил, чтобы окончательно меня погубить.

— И где тот человек теперь? — спросила Амалия.

— Как где? Там, где ему и следует быть… Ведь суд состоялся уже. Правда, шум поднимать не стали… После той истории меня и повысили… и Павла Петровича тоже… Ведь меня долго под подозрением держали, ох, долго…

Билли задумчиво смотрел на носки своих модных штиблет. «Интересно, — размышлял молодой американец, — правду говорит тайный советник или врет? А что, если он с хозяином дома проворачивали свои дела за казенный счет, а Васильчиков на самом деле ни в чем не виноват?»

— Почему вы поссорились с Беренделли? — спросила Амалия. — Что такого он вам сказал?

Тайный советник побагровел.

— Это вас не касается, сударыня, — сердито проговорил он. — Не могу же я, в самом деле, при даме всякий вздор повторять…

— Меня сейчас все касается, — отрезала Амалия, и глаза ее сверкнули. — Дайте-ка вашу ладонь, Иван Андреевич.

— Зачем? — растерялся собеседник.

— Затем, что я тоже кое-что смыслю в хиромантии, — отозвалась баронесса Корф. — Вашу руку, Иван Андреевич!

Проклиная в душе все на свете, советник положил руку на стол.

— Надо же, какая у вас интересная линия сердца, — заметила Амалия, делая вид, что изучает знаки на ладони. — А тут что такое? Как странно!

Иван Андреевич вырвал руку и вскочил на ноги.

— Довольно! — крикнул он. — Я не позволю! Я не желаю, чтобы… чтобы…

— Чтобы я узнала правду, хотите вы сказать? — спокойным голосом закончила фразу Амалия.

Тайный советник покачнулся, поднес руку ко лбу.

— Это и есть ваша тайна? — безжалостно продолжала баронесса. — Из-за нее вы поссорились с хиромантом? У вас с женой нет детей, насколько я знаю. Но ваша ладонь говорит обратное!

— Хорошо, — простонал бедный Иван Андреевич. — Я… Вы правы, у меня есть сын. Но не от моей жены.

— Сколько ему лет? — спросила Амалия.

— А разве вы… — удивленно начал Иван Андреевич. — Или возраст по ладони не узнать? Мальчику три года.

— И как его зовут?

— Андрюша. Андрюшенька.

— А кто его мать?

— Агафья. Прачка.

— Вы привезли ее с собой в Петербург?

— Она умерла полгода назад — угрюмо сообщил тайный советник.

— Кто же заботится о вашем сыне? Ваша матушка?

Иван Андреевич поморщился и еще больше помрачнел.

— Она бы никогда не простила мне этого, — мрачно сказал он. — Нет, Андрюшу воспитывают надежные люди.

— Чужие?

— Да какое вам дело, сударыня? — рассердился тайный советник.

— Такое, что ребенок должен жить со своими родителями, — очень тихо произнесла Амалия.

— Я, конечно, весьма благодарен вам за совет, баронесса, — забурчал Иван Андреевич, — но полагаю…

— Если вы не возражаете, ваше превосходительство, — перебила его Амалия, — мне бы хотелось все-таки вернуться к сегодняшним событиям. Скажите, куда вы выходили в то время, когда мадемуазель Мезенцева пела в большой гостиной?

— Это так важно? — пробормотал тайный советник. — Право, сударыня, вы ставите меня в неловкое положение. Я…

— Поверьте, Иван Андреевич, — мягко сказала Амалия, — мне очень важно знать все.

Тайный советник вздохнул и покачал головой.

— Не знаю, право, зачем вам такие подробности. Да я выходил… гм… по делу. Только я не сразу нашел, где в доме у Верховских находится помещение…

— Кабинет, — подсказал Билли в пространство. Амалия послала ему предостерегающий взгляд.

— Вы кого-нибудь видели, когда вышли из большой гостиной? — спросила Амалия. — Или, может быть, заметили что-нибудь?

— Боюсь, нет, — извиняющимся тоном промолвил Иван Андреевич. — Хотя нет, видел. Господин композитор… э… стоял у двери и ждал, когда освободится…

— Кабинет? — улыбнулась Амалия.

— Да, — с облегчением подтвердил Иван Андреевич.

— Понятно, — вздохнула Амалия. И без перехода спросила: — Простите, ваше превосходительство, я могу взглянуть на ваш платок?

— Ради бога, — удивленно откликнулся тайный советник.

Амалия бегло осмотрела платок и вернула его хозяину, после чего задала Ивану Андреевичу еще несколько вопросов. Нет, он не помнит, кто еще выходил в то время, пока Варенька пела. Да, несколько человек выходили из большой гостиной после того, как уже стало известно про убийство. Сам он, например, выходил покурить в курительную комнату, потому что у его жены от табака болит голова.