Читать книгу "Я живу в этом теле - Юрий Никитин"

Настанет Великая Тьма, Великое Небытие, в котором не будетни времени, ни пространства.

Сердце начало колотиться чаще, в груди потекла холоднаятяжесть. Хотя страшно было мне, Настоящему, который внутри этого образования измяса и костей, но я чувствовал, как сужаются капилляры в теле разумоносителя,как в его мозг поступает меньше кислорода, в моих глазах… и моих тоже!..потемнело, а в сердечной мышце начала нарастать боль…

Грудь моего разумоносителя с трудом поднялась, отработанныйвоздух вырвался с шумом. Меня внутри разумоносителя заметало по комнате,наконец уже в его теле устремился к двери: что сижу, вон в хлебнице пусто, надозаполнить булками, но главное, что среди других существ не до страхов, не докопания в себе, так, спину прямо, на лице маска, губы в предписанном обычаемсмайле…

Лифт полз отвратительно медленно, а в мое сознание всестаралась прорваться страшная картинка, сводящая с ума картинка всеобщей гибеличеловечества, планеты, Солнца, Вселенной…

На половине дороги кабинка дернулась, замерла, я испугался,что лифт сломался, такое бывает часто, но двери с натугой расползлись встороны. На площадке стояла соседка с заготовленной улыбкой на лице.

Я посторонился, прижался к стенке и подобрал живот. Соседкавтиснулась, это ей надо бы подбирать живот, да еще за спиной рюкзак, в руках посумке. Сказала благожелательно:

– Что-то вы бледный такой, Егор… Надо чаще на солнцебывать.

– Да бываю, бываю, – пробормотал я.

– Это не солнце, – заявила онакатегорически. – Разве теперь солнце? Вот раньше было солнце! Через этунынешнюю загазованность теперь никакие витамины не проходят!.. Только в лесу,на природе еще ультрафиолетовые лучи… Да и те вылетают в озоновые дыры. У васже есть дача!

– Есть, – признался я. – Родители уже немогут копаться, нам оставили.

Лифт наконец дополз, дрогнул, останавливаясь. Дверираспахнулись в шумный, гремящий и бестолковый мир, полный нелепой суеты,называемой жизнью, когда нельзя наедине с мыслями, когда вообще не до мыслей, авсе делаешь машинально.

Грудь моего разумоносителя поднялась и раздулась, сжадностью захватывая порцию воздуха с запахами бензина, близких мусорных баков,разогретого асфальта, свежей собачьей кучки, что бесстыдно желтела прямо наасфальте перед подъездом. Со всех сторон нахлынули запахи, краски, звуки.Глаза, уши и нос ловили информацию и жадно и с удовольствием перерабатывали, яотличал хлопки дверки «жигуленка» от постукивания каблучков, шелест шинтроллейбуса от далекой милицейской вопилки.

– Как хорошо! – прошептал я.

Старушки на лавочке оглянулись, кто-то привычно насупился,одна-две на всякий случай улыбнулись.

– Хорошую погоду обещались дать на сегодня, –сообщила одна словоохотливо. – Спадет проклятая жара.

– Хорошие у нас синоптики, – согласился я. –Добрые.

Булочная на той стороне дороги, но ненавижу стоять наобочине и ждать, когда же наконец прервется поток машин. Есть ловкачи, чтолавируют прямо перед носом автомобилей, но я обычно ступал на проезжую часть нераньше, чем видел машину за квартал от себя, а теперь, когда понял, что собойпредставляю…

На моей стороне улицы есть будочка, где тоже торгуют хлебом.Туда хоть и дальше, и выбор поменьше, зато с дрожью в спине не прикидываешь:успею или не успею перебежать опасную полосу, где хозяин не человек, а этиметаллические звери…

Асфальтовая дорожка ровно протянулась между пропастьюпроезжей части и отвесной стеной каменных домов. Через равные промежутки торчатдеревья, для них в тротуаре оставлены проруби, ажурные тени скользят поасфальту, все мирно и безопасно… но сердце мое дрогнуло и застыло.

Навстречу двигалось дряхлое существо, бывшее когда-тоженщиной, человеком. Настолько дряхлое, что его трясло от усилий держаться наногах. Сгорбленное, оно опиралось о палку, продвигало ногу на длину ступни,отдыхало, придвигало другую ногу, переводило дыхание, затем снова на миг сриском упасть лицом вниз отрывало от земли палку и упирало ее чуть впереди.

Сердце мое превратилось в комок льда. Я все всматривался вэто сморщенное лицо, погасшие глаза, в которых не осталось и следа мысли, небыло даже безумия. В выцветших от старости глазах не было просто ничего.

Ноги мои стали ватными, я невольно замедлил шаг, только чтоупругий и сильный. Старушка передвигалась, видя перед собой только ту землю,что под ногами. Лицо ее было как зеленая картошка: такое же землистое,потемневшее, со сморщенной кожей, где одни дряблые складки со старческимипятнами – не то лишаями, не то омертвелостями. Глаза слезились, беззубыйрот собрался в кучку, весь морщинистый и страшноватый.

Одежда серая, неопрятная, хотя, как я теперь помню, ее детии внуки не из бедных, заботятся в меру сил. Явно сама не желает одетьсянаряднее, чтоб не выглядеть глупо… Если, конечно, понимает… В этом возрастепочти каждый впадает в старческий маразм, когда жизнь еще теплится в теле, норазум угасает, превращает тебя в идиота, но, когда проблески сознаниявозвращаются, со стыдом видишь, что обгадился, что слюни текут по морде… Такоебудущее страшит всех, но застрелился только Хемингуэй…

По дороге встретились еще две такие же, а у хлебной будочкиувидел четвертую, настолько старую, что даже засомневался, что доберетсяобратно. На ногах домашние растоптанные тапочки, не по погоде. Посочувствующе-брезгливым взглядам понял, что старуху считают ушедшей из дома изабывшей, куда возвращаться. Время от времени по телевидению сообщают о такихстарухах, которых приступ старческой немощи застал на улице, после чего непомнят, куда и зачем идут…

И ни одного старика, мелькнула мысль. Впрочем, мужчины в среднемживут на десять лет меньше, чем женщины. Мало кто доживает до такого… А ктодоживает, не рад, что дожил.

Я придуриваюсь, мелькнула обжигающая мысль. Всю жизньпридуриваюсь, страшусь взглянуть правде в глаза. Как будто меня не спрашивалмой Галчонок, что будет потом, когда все умрут, как будто сам не задумывался?Вот и придумал себе сказочку, что ничего не изменится, я и после смерти будутак же ходить на охоту и ловить рыбу. Разве что чуточку сменю место жительства.Даже к лучшему: переселюсь в Поля Обильной Охоты, где не бывает засухи, встречувсех умерших друзей, буду пировать дни и ночи… Ну, в смысле, полет в сверкающейтрубе, а потом и вылечу из трубы прямо в Нечто Необыкновенное…

Сам себя обманул, сам себе поверил. Охотно поверил, жадно,взахлеб. А когда вдруг в редкие минуты начинаю смутно тревожиться, что вдруг дабудет не так, то тут же хватаюсь за бутылку и с головой ухожу в придуманныймир. Этой бутылкой у нас, у так называемых людей, бывает что угодно: хотьнаркотики, хоть доступные девки, а еще лучше – фантастика, где мынеуязвимы и бессмертны, где все делается только по нашей воле. И большимспросом пользуются эти создатели иллюзорных миров, чтобы я в тех мирахблагополучно и ослепленно жил, всемогущий и бессмертный, но спину бездумногорбатил в этом мире!