Читать книгу "Фрикономика. Экономист-хулиган и журналист-сорвиголова исследуют скрытые причины всего на свете - Стивен Д. Левитт"

Кого беспокоило, что торговля крэком представляет собой турнир, выиграть в котором могут совсем немногие? Кого беспокоило, насколько опасно стоять на углу, торговать своим товаром так же быстро и обезличенно, как McDonald's, не знать своих клиентов и каждую минуту ожидать, что тебя могут арестовать, ограбить или даже убить? Кого беспокоило, что продукт вызывал настолько сильное привыкание и у подростков, и у бабушек, и у священнослужителей, что они не могли думать ни о чем другом, кроме очередной дозы? Кого беспокоило, что крэк убивает его соседей?

Для чернокожих американцев четыре десятилетия между окончанием Второй мировой войны и резким ростом потребления крэка были отмечены постоянными и зачастую значительными улучшениями жизни. Особенно это стало заметным после принятия ряда законодательных актов в области защиты гражданских прав в середине 1960‑х. Начиная с этого времени общественный прогресс наконец-то начал оказывать свое благотворное влияние и на черных американцев. Разрыв в уровне доходов между черными и белыми начал сужаться. Снижался и разрыв в оценках между черными и белыми школьниками. Возможно, самым отрадным результатом стало снижение уровня детской смертности. Еще в 1964 году чернокожий ребенок имел в два раза больше шансов умереть (по сравнению с белым), в том числе от таких простых болезней, как диарея или пневмония. Вследствие сегрегации в госпиталях многие чернокожие пациенты получали помощь на уровне, соответствующем странам третьего мира. Однако это изменилось после того, как федеральное правительство обязало больницы избавиться от сегрегации: всего за семь лет показатель смертности среди чернокожих детей сократился вполовину. К 1980‑м годам произошли улучшения практически в каждом аспекте жизни черных американцев, и ничто не свидетельствовало об остановке этого процесса.

Однако затем появился крэк.

Хотя крэком увлекались не только чернокожие, его влияние на жизнь негритянских кварталов оказалось самым значительным. Это можно легко заметить, изучив те же показатели, которые прежде свидетельствовали о прогрессе. После десяти лет снижения показатель смертности чернокожих детей в 1980‑х годах вновь начал расти, равно как и доля детей, имевших недостаток веса при рождении или брошенных родителями. Вновь увеличился разрыв в оценках между черными и белыми учениками школ. Количество чернокожих осужденных в тюрьмах выросло в три раза. Крэк оказывал свое разрушительное влияние на всех чернокожих американцев, а не только на наркоманов или членов их семей. Развитие, заметное в послевоенный период, не просто остановилось – начался обратный процесс, и показатели вернулись к уровню десятилетней давности. Черные американцы пострадали от крэка больше, чем от любой другой причины со времен законов Джима Кроу.

Не стоит забывать и о преступности.

Всего за пять лет количество убийств в среде молодых черных городских жителей выросло в четыре раза. Внезапно жизнь в некоторых районах Чикаго, Сент-Луиса или Лос-Анджелеса стала столь же опасной, что и в Боготе[14].

Насилие, связанное с бурным развитием продаж крэка, было беспощадным и приобретало различные формы. Оно совпало с общим ростом преступности в США, нараставшим на протяжении двух десятилетий. Хотя рост преступности начался еще до появления крэка, но из‑за этого наркотика тенденция усилилась настолько, что многие эксперты в области криминалистики начали предсказывать чуть ли не апокалипсическое развитие событий. Джеймс Фокс, возможно самый широко цитируемый в прессе эксперт по вопросам преступности, начал выступать с предупреждениями относительно «кровавой бани», связанной с жестокими молодежными бандами.

Однако и Фокс, и другие сторонники расхожих мнений, диктуемых здравым смыслом, ошибались. Кровавая баня так и осталась их фантазией. В реальности уровень преступности начал падать. Всего за несколько лет он снизился настолько неожиданно, повсеместно и существенно, что многие моментально забыли о волне, недавно так грозно нараставшей над ними.

Почему же возник столь резкий поворот?

Существует несколько причин, однако одна из них удивительнее остальных. Действия Джонни Кокаиновое Зернышко привели к возникновению масштабного эффекта, при котором действия одного человека непреднамеренно вызывают к жизни целый океан отчаяния. Однако почти незаметно для всех в то же самое время начал проявляться и другой, не менее мощный эффект, заставивший ситуацию развиваться в противоположном направлении.

Глава 4

Куда исчезли все преступники?

В своей научной работе, опубликованной в 2001 году, Левитт и его соавтор Джон Донахью выступили с предупреждением о том, что выводы «не должны трактоваться ни как одобрение абортов, ни как призыв к вмешательству государства в процесс принятия женщинами решений, связанных с рождением детей». Более того, авторы предположили, что преступность можно легко обуздать за счет «обеспечения улучшенной среды обитания для детей, имеющих самые высокие шансы стать в будущем преступниками».

Несмотря на это, сама обсуждаемая тема обидела почти всех. Люди, придерживавшиеся консервативных взглядов, были разгневаны предположением о том, что аборты могут считаться инструментом по борьбе с преступностью. Либералы ужаснулись тому, что в исследовании была особо выделена группа бедных чернокожих женщин. Экономисты ворчали по поводу того, что методология Левитта была слишком странной. В какой-то момент Левитт оказался под ударом прессы, с готовностью ухватившейся за тему абортов и преступности. Его называли и оторвавшимся от жизни теоретиком (причем этот ярлык на него вешали и консерваторы, и либералы), и сторонником евгеники, и расистом, и даже воплощением зла.

На самом деле он совершенно не соответствует ни одному из этих ярлыков. Ему не нравится заниматься политикой, и он совершенно не склонен к морализаторству. Левитт – добрый, сдержанный и невозмутимый человек, уверенный в себе, но не склонный к самоуверенности. Он немного шепелявит при разговоре. Его стиль одежды – клетчатая рубашка, застегнутая на все пуговицы, неброские штаны цвета хаки, плетеный ремень и грубые кожаные туфли – делает его похожим на настоящего «ботаника». Его карманный календарь украшен логотипом Национального бюро по экономическим исследованиям. «Я была бы счастлива, если бы он ходил к парикмахеру чаще чем три раза в год, – говорит его жена Джанетт, – и мечтаю, чтобы он перестал уже носить такие же очки, какие он впервые надел пятнадцать лет назад и стиль которых уже тогда вышел из моды». В колледже он неплохо играл в гольф, однако с физической точки зрения он настолько слаб, что называет себя «слабейшим из ныне живущих людей». Иногда он даже просит Джанетт открыть за него консервные банки.

Иными словами, ни в его внешности, ни в его манере поведения нет ничего говорящего о том, что он способен создать бурю.