Читать книгу "Три женских страха - Марина Крамер"

Мне пришлось ждать довольно долго – видимо, там, внизу, мой муж либо пытался вразумить моего братца, либо уже откачивал его после обморока, связанного с известием о том, что вызвала его не я, а папа.

Но вот наконец заскрипела лестница – вес Славки приближался к ста шестидесяти килограммам. Значит, идут. Я снова метнулась к розетке, но – о, черт! – папина кровать стояла у противоположной стены, а слабый голос не доносился до меня. От досады я готова была расплакаться. До моего уха доносилось только невнятное бормотание Славки и ровный, но очень уж тихий голос Акелы – ни слова невозможно разобрать. О чем можно говорить так долго?! И не станет ли папе хуже – ведь Фо нет дома, а я не врач, я анатом. Серьезно, с живыми людьми всегда столько проблем, а то, с чем имею дело я, это уже не люди, даже не оболочка – просто отпрепарированный материал, и отношусь я к этому абсолютно спокойно. Хотя вот если бы мне на первом курсе кто-то сказал, что я выберу своей профессией именно анатомию, я бы упала прямо на мраморный пол между огромными ваннами. Моя первая встреча с трупом была ужасна – я еле успела добежать до туалета. Потом еще несколько занятий слезились глаза от едкого запаха формалина, а в желудке все переворачивалось при одном взгляде на грязно-серую массу с выделенными венами и артериями, но потом прошло и это, а к шестому курсу я поняла: вот то, чем я бы хотела заниматься. Так и оказалась я на кафедре нормальной анатомии, и работала с удовольствием, хоть и была строгим преподавателем. Но я искренне считала, что врачу знание анатомии необходимо, как умение дышать, а потому заставляла своих студентов заниматься до пота.

Но почему, почему Славка и отец говорят так долго?! Как же обидно, что ничего не слышу!

Дверь соседней комнаты гулко бабахнула, и по лестнице раздались шаги. Кто? Славка или Акела? Кто ушел? В соседней комнате было тихо. Черт, как же выйти и узнать?

Я подошла к окну и отодвинула занавеску. Славка, шатаясь, шел к «Мерседесу» по залитому светом двору. Ему оставалось несколько шагов, он уже и ключи вынул, как вдруг словно запнулся и завалился набок. Поскользнулся, что ли? Тогда почему не поднимается? Сломал ногу? И ведь не шевелится!

Пока я строила догадки, к Славке подошел охранник Игорь, присел, на секунды загородив от меня голову лежавшего неподвижно брата, но потом резко вскочил и побежал в дом. Я кинулась к двери, забыв об осторожности и о том, что могу сейчас выскочить прямо на мужа.

– Акела! Акела! – орал Игорь снизу. – Спустись!

Я успела пробежать к дверям нашей спальни и сделать вид, что там и сидела, а вышла только на крик. Саша выбежал из папиной комнаты и метнулся мимо меня вниз. Я последовала за ним, выбежала во двор и ахнула – Славка по-прежнему лежал у машины, завалившись набок, а вокруг головы растеклось темное пятно.

Я завизжала, кинулась к брату, но Акела перехватил меня и сильно встряхнул:

– Иди в дом!

– Пусти! Он мой брат!

– Аля! Я сказал – иди в дом, здесь может быть опасно! – громыхнул муж, и я поняла, что больше упираться нельзя, но осторожность мне почему-то изменила:

– Да?! А тебе – не опасно?!

– А я – мужчина.

– Большое преимущество!

– Аля! Уходи, я тебя прошу! Уходи, не усложняй! Это снайпер, и кто знает, ушел он уже или еще нет! Хочешь лечь рядом с братом?

Даже в том возбужденном состоянии, что я находилась, этот вариант не казался мне пределом мечтаний…

– Я… я к папе…

– Не говори ничего, я сам.

Он подтолкнул меня к крыльцу, и я послушно пошла, задержавшись на нижней ступени на секунду, чтобы обернуться и посмотреть на Славу. Отец пережил собственного сына – кто бы мог подумать…

Из открытых настежь ворот в сторону леса бежали трое охранников, вслед за ними выскочили машины – кто-то кинулся перекрывать выезды из поселка. Акела что-то кричал и махал рукой в направлении, откуда примерно был произведен выстрел. Такая бурная деятельность – а Славку уже не вернешь. Если бы сегодня он не приехал сюда, был бы жив.

Я вдруг почему-то вспомнила, как брат приходил домой с тренировки, бросал в угол большую спортивную сумку с формой и шел в душ. Долгое время из-за двери раздавался шум воды и пение – у Славки был прекрасный бархатный голос. Выйдя, он долго стоял перед зеркалом, чуть согнув ноги в коленях – зеркало висело низковато, и долговязый Славка не мог видеть себя целиком – и тщательно причесывал темно-русые, как у мамы, волосы. Летом он часто выходил вечером во двор с гитарой, вокруг него сразу собиралась стайка парней и девушек из соседних домов. Прихлебывая из бутылки «Жигулевское», Слава пел песни – одну за другой, а благодарные слушатели восхищенно смотрели ему буквально в рот.

Я едва не заплакала от этих воспоминаний – теперь никогда уже Слава не тронет струны. Никогда…

Нет, нужно взять себя в руки и не заходить к отцу с опрокинутым лицом – он и так наверняка взбудоражен визитом Славы.

К счастью, папа спал – чудесные капли доктора Фо вовремя подействовали, ничего не скажешь. Я в душе поблагодарила мужа за то, что он сделал, и устроилась в кресле в комнате отца, забравшись с ногами и укутавшись мягким пледом. Хорошо бы еще молока стакан и успокоительное, а то трясет меня, как в лихорадке, но беспокоить Галю уже неудобно – немолодая женщина, и так весь день на ногах. И тут до меня донесся Галин вой. О, черт – ведь это тело Славки в дом занесли… Как я не сообразила, что Галю надо предупредить!

Я соскочила на пол, проверила, не проснулся ли отец, и побежала вниз, не забыв плотно закрыть дверь.

Галя рыдала на полу в гостиной, где на большом куске полиэтилена лежало тело моего брата. Мне снова стало не по себе при виде развороченного выстрелом виска.

– Теперь-то можно? – с вызовом спросила я у вскинувшегося при моем появлении мужа, и тот отошел к окну, задернул шторы.

Я опустилась на пол около Гали, обхватила ее за плечи и уткнулась носом в плечо, обтянутое сатиновым цветастым халатиком – домработница собиралась мыть комнаты на втором этаже. Галя неловко развернулась и прижала меня к груди:

– Санюшка… как же это такое… со Славочкой-то? Господи, душенька страдальческая…

Она рыдала так, что у меня заходилось сердце. Я гладила вздрагивающие плечи, седоватые волосы, выбившиеся из всегда аккуратной шишки, и шептала:

– Галя, Галечка, ну, не надо… не надо… тебе плохо будет, Галечка…

На меня с удивлением смотрели охранники – чужая, по сути, женщина убивается по покойнику, а я, родная сестра, сижу с сухими глазами. Но я действительно никогда не плакала. Единственным исключением стала та история с потерей ребенка. После этого никто и никогда не видел влаги на моих глазах. Наверное, занятия стрельбой сделали меня более жесткой, чем положено женщине. Как, в общем, и мое вполне мужское увлечение байком и связанная с трупами работа. Сентиментальность мне незнакома.