Читать книгу "Друг детства - Евгения Перова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели он никогда больше не увидит ее серых глаз, сияющих ласковой насмешкой, не услышит ее низкого медленного голоса, не коснется ее нежной бледной кожи, не почувствует вкуса ее губ?! Никогда?!
И вдруг Сорокин вспомнил совсем не те четыре безумных любовных припадка, что выпали им на долю – вернее, четыре с половиной, если считать и то, что было у колодца! – и которые с огромной натяжкой можно было обозначить этим стыдливым эвфемизмом: «спали вместе». Какой там сон! Нет, Сашка вспомнил одну из своих первых ночей в доме Бахрушиных, когда родители куда-то уехали и его уложили в Лялькиной комнате. Он проснулся посреди ночи – все чужое, незнакомое, странное: что-то поскрипывало и вздыхало, шептались невидимые голоса и проплывали неясные тени. Кто-то бродил там, в темноте, страшный! Сашенька даже побоялся громко заплакать и тихонько хныкал, накрывшись одеялом, когда к нему пришла Лялька и спросила своим детским баском:
– Чего ты скулишь? Ну, подвинься же!
И толкнула его в бок ладошкой. Он послушно подвинулся, и Лялька залезла к нему под одеяло – тепленькая, плотненькая, в мягкой фланелевой пижамке. Сашка прижался к ней и сразу успокоился.
– Может, ты щеночек?
– Я мальчик! – сказал он обиженно.
– А зачем скулишь? Давай ты лучше будешь щеночек? А то Полкан старый и щеночков не ро€дит!
– Я не скулю, я плакаю. И вовсе я мальчик!
– Мальчики не плакают!
– А если я боюся…
– Да что ты? Кого тут бояться? Тут волка нету!
– А где есть? – спросил Сашка, обмирая от сладкого ужаса.
– В огороде! Там нора, и он там живет!
– Правда?! А как он там живет?
Лялька еще что-то говорила про волка, но Сашка уже стоял в огороде у большой черной норы. В норе был домик с красной крышей, а в окошко выглядывал волк, совсем не страшный! Волк посмотрел на Сашу и сказал красивым женским голосом, чем-то похожим на Лялькин:
– Вы только посмотрите! Ишь, как устроились!
– Мама! – восторженно закричала Лялька, и Саша, открыв глаза, увидел…
Впервые увидел Лялькину маму, тетю Инну – Тити€ну. Она так поразила маленького Сашку своей необыкновенной красотой, что он сидел раскрыв рот и в полном потрясении таращил на нее глаза. Инна подхватила на руки радостно вопящую Ляльку – та тут же повисла на ней, обняв руками и ногами, как толстенькая обезьянка, а Инна улыбнулась Сашке над ее головой:
– А это кто у нас такой?
– Это мой щеночек! – сказала Лялька и показала ему язык.
– Я мальчик! – И Сашка насупился, готовясь заплакать.
– Мальчик? Как же тебя зовут, мальчик?
Мама спустила Ляльку на пол, и та запрыгала, гудя, как пчела:
– Щеночек! Щеночек! Он скулил, мама! Он волка боялся!
Инна вынула его из кроватки, и он тут же доверчиво обнял ее за шею:
– Я Сашенька…
– Сашенька! Мальчик Са-ашенька! Да такой красивый ма-альчик! Как на папу-то похож! – И с чувством поцеловала его в розовую со сна щечку…
Застряв в бесконечной пробке на МКАД, Сорокин рассеянно смотрел на соседнюю машину такого ядовито-зеленого цвета, что сводило скулы. На крыше у нее был прикреплен оранжевый самолетик, и Сашка долго размышлял, зачем там самолетик, который вдруг начал резво от него удаляться, и сзади загудели – пробка наконец сдвинулась с места и поползла, как огромная чешуйчатая змея, окольцевавшая Москву. Он подал вперед и перестроился – проезжая мимо, прочел на зеленом боку: «Такси в аэропорт». Ах, вот к чему самолетик. Через двести метров пробка встала опять. Он включил было радио, но оттуда так душераздирающе завопили: «Ну что тебе мои порывы и объятия!», что он поймал другую станцию, но там Филипп Киркоров сладко и вкрадчиво сказал ему: «Зайка моя!» Сорокин выключил радио и дальше ехал в полной тишине, с ненавистью глядя на оранжевый самолетик, целую вечность маячивший у него перед глазами.
Yellow submarine
Я хочу вам рассказать,
Как я любил когда-то,
Правда, это было так давно…
Ольга взглянула на светящийся циферблат часов: полпятого, с ума сойти. Она вздохнула, осторожно встала, покосившись на спящего мужа, надела халат и вышла из спальни, привычно поддерживая живот. Заглянула в детскую – конечно, одеяло сбилось. Поправила, поцеловала спящего сына в лоб, отведя светлую челку. Он что-то пробормотал во сне – Ольга улыбнулась: все воюет с кем-то! Пошла на кухню, прикрыла за собой дверь и поставила чайник. Потом высыпала на стол фотографии из бумажного пакета.
От прежней жизни у нее осталось совсем немного, все уместилось в старинном маленьком сундучке, некогда принадлежавшем ее прабабке: дедушкины очки с дужкой, замотанной изолентой; коралловые мелкие бусы, подарок отца; мамин шифоновый шарфик со слабым ароматом ее любимых духов; бабушкин черепаховый гребень – один зубец отломан; связка писем Андрея Евгеньевича, тетрадка с его нелепыми и милыми стихами, да две горсти земли, в старой фляжке, принадлежавшей прадеду, – две горсти земли, взятые из сада и с кладбища.
И еще золотой медальон с сердечком, выложенным из мелких бриллиантов. На обороте у него гравированная надпись – «La femme créé pour l’amour»[1]; а внутри овальная миниатюра: юная красавица в белом платье с розой на пышной груди – она улыбается одними глазами, чуть приподняв бровь. Когда художник писал с нее миниатюру, она уже носила под сердцем своего первенца. Это та самая прапрабабка, в свои шестнадцать лет безоглядно влюбившаяся в сорокалетнего русского князя, с которым она случайно повстречалась в Риме и которого тут же насмерть сразила. Она бросила мать, семерых братьев-сестер, отца-антиквара и, переодевшись в мужское платье, уехала с возлюбленным в далекий северный город на Неве. Князь любил ее страстно, задаривал жемчугами и бриллиантами, носил на руках, называл Армидой, но так и не женился, несмотря на то что она родила ему двоих детей.
Конечно, ровня ли была потомку Гедиминовичей эта юная parvenu, да еще с такой кипучей смесью кровей: итальянцы, поляки, французы, чуть ли не цыгане – кого только не было у нее среди предков! К тому же Гедиминович слегка разорился на жемчугах, бриллиантах и породистых рысаках, а Голицына, на которой он женился, весьма кстати оказалась наследницей огромного состояния. Армида любила князя вовсе не из-за бриллиантов, хотя и они, конечно, потом пригодились. Князь, женившись, предполагал сохранить и Армиду, но она, почувствовав себя оскорбленной из-за того, что он променял ее на знатную Голицыну, вышла замуж за страстно влюбленного в нее кавалергарда. Сына князь признал и оставил себе, тем более что других наследников у него так и не появилось, а дочь осталась с матерью. Бывший кавалергард вскорости был этапирован в Сибирь вместе с прочими участниками смуты на Сенатской площади, и Армида поехала за ним. Там она и умерла от чахотки, а ее дочь вместе с рожденным уже в Тобольске мальчиком вырастила сестра кавалергарда.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Друг детства - Евгения Перова», после закрытия браузера.