Читать книгу "Успешные генералы забытой войны - Алексей Олейников"

Мы будем более осторожны и вслед за авторитетным мнением генерала В.Е. Флуга, отмечавшего, что «потери немцев были не меньше наших»{202}, признаем их также не меньшими, чем 20 тыс. бойцов[12].

Русские захватили до 3 тыс. пленных (2,5 тыс. взяты 10-й армией[13]), 22 орудия, пулеметы, несколько десятков зарядных ящиков, автомобили, повозки обоза и разное другое имущество. Так, только в течение дня 20 сентября было захвачено до 1 тыс. пленных, 2 орудия и 7 автомобилей{203}.

Ожесточенность боев привела к тому, что обе стороны понесли крупные потери: до 20% от общей численности германской и около 17% — русской группировок.

Один из участников боев отмечал: «Все леса были перерыты окопами. Немцы осыпали нас тяжелыми снарядами, нанесли большой урон, но и сами страшно пострадали. Не выдержав, наконец, нашего натиска, они отступили, и мы дошли до Рачки, где с 23 по 25 сентября шел беспрерывный артиллерийский бой. В лесах картина была ужасающая: непрерывные окопы оказались доверху заполненными трупами»{204}. Или: «Мы подпустили их на очень близкое расстояние, по приказанию командира выкатили из-за прикрытия одно орудие и стали бить их колонны без наводки, по прямой. Расстояние между нами было всего около двух верст по равнине, и вся картина этого боя была как на ладони. Сколько здесь полегло немцев, сказать нельзя, но количество это огромно, так как при спешном наступлении мы нашли братскую могилу, где была приколота записка с указанием 452 погребенных, далее с 42, а таких могил всюду было раскидано множество»{205}.

Успех был важен именно тем, что произошел в печальной памяти Восточной Пруссии, где: «Катастрофические неудачи, понесенные нами в августе 1914 г….сильно понизили дух войск. В общем, пессимистическое настроение возрастало снизу вверх и в штабах было, пожалуй, еще более подавленное, чем в войсках… О технической подготовке немцами театра войны, об эффектах их тяжелой артиллерии, броневых автомобилей и т.п. передавались из уст в уста подробности, граничившие с чудесными. Неприятельские летчики вызывали, особенно во второочередных частях, укомплектованных пожилыми людьми, никогда не видевшими этой диковины, нечто вроде суеверного ужаса»{206}.

Б.Н. Сергеевский писал: «Об этой катастрофе (самсоновской. — А.О.) передавали какие-то нелепые рассказы: штаб 2-й армии, расположившийся где-то в лесной сторожке на пересечении германских шоссе, был будто бы неожиданно окружен колоннами броневых автомобилей и погиб в тылу своих войск. Одному генералу удалось будто бы выскочить в окошко и лесами добраться до Варшавы (?!). Повторяю эти нелепости для того, чтобы показать, во что претворились известные нам теперь в подробностях факты. А ведь этим нелепостям тогда верили, и старшие начальники чувствовали себя совершенно выбитыми из колеи привычных представлений о войне. Стали повсюду в тылу чудиться бронеавтомобильные колонны, шпионы, засады и т.п.»{207}

Победа армии Флуга в Восточной Пруссии имела особое значение. А.И. Спиридович писал: «20 сентября войска 10-й армии взяли с бою Сувалки и продолжали теснить противника к границе. То была большая наша победа»{208}.

К концу сентября немцы перебросили в состав 8-й армии 25-й резервный корпус. Штаб русской 10-й армии вскрыл его присутствие. По словам В.Е. Флуга, «разведывательное отделение штаба 10-й армии установило прибытие к противнику нового корпуса…», который был переброшен в Восточную Пруссию, где, по мнению немецких авторов, «положение становилось серьезным ввиду нового вторжения русских на германскую территорию»{209}.

Ю.Н. Данилов отмечал: «…в Восточной Пруссии обнаружен был 25-й резервный корпус, предназначавшийся, по нашим сведениям, первоначально к отправлению на Западный фронт»{210}. Немецкий военный историк О. Швинк, говоря о германских корпусах, направляемых для боев с союзниками на Изер и Ипр, поштучно назвал эти, бывшие тогда наперечет свежие соединения и был вынужден с досадой констатировать: «25-й резервный корпус был крайне необходим в Восточной Пруссии»{211}.

В проведенной операции действия В.Е. Флуга отличают грамотное управление войсками в лесистой местности, применение обходного маневра, что и дало русским победу. Ко дню прекращения наступления 10-я армия, несмотря на почти непрерывные десятидневные бои, оставалась (что, в общем-то, редкость для интенсивных сражений) вполне боеспособной. Фланги и тыл ударной группы были надежно обеспечены, собраны значительные резервы, перемешивание частей устранено.

Решительный генерал не боялся спорить с начальством, отстаивать свою точку зрения, что и сказалось в будущем на его карьере. Так, в Стратегическом очерке войны приведен спор командарма с командующим фронтом: «Командарм-10 Флуг считает сложившуюся обстановку вполне благоприятной для атаки на Сувалки: II Кавказский, XXII и III Сибирский корпуса схватывают позицию противника, промедление атаки дает противнику время усилиться и усилить позицию, а потому решает 19 сентября (2 октября) начать атаку и просить содействия 1 армии.

Главнокомандующий генерал Рузский считает эту атаку преждевременной, так как в директиве фронта от 16/29 сентября указано, что Сувалки должны быть заняты к вечеру 22 сентября (5 октября), а потому не следует занимать город за 4 дня до срока. Генерал Флуг продолжал настаивать на своем решении, так как корпуса уже нацелены для атаки, и если не атаковать, то придется отходить, что может неблагоприятно отразиться на моральном состоянии войск»{212}.

Тактика В.Е. Флуга позволила русской пехоте проявить в Августовских лесах, где активно практиковались штыковой бой и рукопашные схватки, свои замечательные качества. Очевидец отмечал, что «одиннадцать часов в этот день здесь шел лесной бой на дистанции от двадцати до ста шагов. Подвигались медленно среди стволов деревьев, старых огромных сосен в два обхвата, перебегая через полянки, изрытые окопами, и выбивая немцев штыками. В лесу было тяжело тем, что утрачиваешь связь с соседними частями… Но стрелкам нравилось в лесу… Нравилось потому, что в лесу было “свободнее” от артиллерии. Только дороги осыпались непрерывным градом шрапнелей и гранат, а под деревьями было легко»{213}. Как писал военный корреспондент: «Неприятель в этой пересеченной, запутанной местности обошел наших. Еще минута, — и те бы их перекололи, но кавказцы нашлись. Выскочили из своего окопа и, вместо того, чтобы податься в сторону, перебежкой ворвались в бывший перед ними неприятельский, штыковым ударом захватили его, на спинах спасавшихся оттуда немцев ворвались во второй ярус траншей, не дав опомниться его защитникам…. Окопы там, это — сплошная ткань, вышитая засеками. Ее бы следовало оставить такой, как она есть, вечным памятником русских солдат и их доблестных офицеров. Ворвись сюда кто-либо другой, — он бы попятился перед неодолимой позицией. Наши, усеивая все наши рвы и окопы своими трупами, брали штыками позицию за позицией. Немцы били их из глубоких провалов, поражали сверху, с деревьев, перебегая на коротких расстояниях из траншеи в траншею, продвинувшихся вперед поражали в спины из хорошо замаскированных блиндажей, но не могли остановить дивные, воскрешавшие свою историческую славу полки… Обычный штыковой бой длится несколько минут, четверть часа. Эта эпическая схватка достойных друг друга витязей продолжалась два часа, — беспощадная, стойкая и беспримерная по неодолимой мощи напора. Люди заваливали трупами рвы и ямы. Товарищи проходили по их телам, стремясь скорее нащупать штыками отважных врагов. Ломались штыки. Ружья обертывали и работали прикладами. В окопах много именно таких искалеченных ружей. Рассказывают, что в августовских дебрях находили много тел, точно обнявшихся перед смертью. Умирали схватившись. Даже смерть не разжимала рук. Сейчас еще лежат массы павших. Восемь тысяч немцев похоронены только здесь… Но лишь отойдешь в сторону от дороги, — изо рва или перепутавшейся поросли на тебя смотрят широко открытые остановившиеся глаза… Германская армия будет помнить Августовские леса»{214}.