Читать книгу "Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби"

Он купил этот костюм с галстуком десять лет назад, когда его отец находился при смерти. Глубокое уныние не помешало ему преподнести свою искреннюю печаль с надлежащей элегантностью. Тем самым Максим Николаевич проявил верность правилу, на котором был воспитан и которому не изменял в самые тяжелые минуты: нет ничего, что оправдывало бы появление человека в неаккуратном виде, и даже смерть нужно встречать подобающе.

Последний раз он надевал этот костюм год назад, когда хоронил мать. Теперь он надевал его в третий раз с момента покупки.

В течение тех десяти лет костюм висел в шкафу вместе со множеством других костюмов, которые Максим Николаевич мысленно сортировал в зависимости от случаев, в связи с которыми они были приобретены. Вот тот куплен по поводу женитьбы, а другой – для встречи жены из роддома, по случаю рождения дочери. Сохранилась черно-белая фотография, на которой он был снят с новорожденной дочерью на руках, а рядом – жена с букетом роз. Еще был костюм, приобретенный по случаю поездки в Москву для участия в партийном съезде. Были другие костюмы, купленные для различных заседаний и культурных мероприятий.

Все они хранили следы тех или иных эмоциональных переживаний, воспоминаний – важных и неважных. Но черный костюм с черным галстуком был связан исключительно с похоронами. Каждый раз, когда взгляд Максима Николаевича падал на этот черный наряд, он начинал грустить, тем более что избавиться от костюма не было возможности – его присутствие связывалось со смертью и выходило за рамки воли хозяина. Избавиться от него он мог только после собственной смерти. Как-то раз он подумал, что присутствие этого костюма, напоминающего о смерти, стало в то же время символом его бытия и продолжения жизни.

Максим Николаевич шел в похоронной процессии, думая о том, что его жену скоро предадут земле. И вопреки предположениям Натальи, и даже вопреки его собственным ожиданиям, его сердце не могло оставаться безучастным.

Так трагически закончился короткий спектакль, полный непредвиденных событий. «Бедняжка! Была ли она виновницей произошедшего или его жертвой?» – спрашивал Максим Николаевич себя и не находил ответа. И хотя в последние годы Лариса превратилась в его глазах в исчадие ада, следуя за ее телом, он вспоминал лицо жены лишь юным. Словно зло умерло не только в действительности, но и исчезло из его воображения. Как ловко умеет смерть очищать картины жизни от всего наносного!

Он вспомнил ее молодой, когда они познакомились в комсомольской поездке, и как они потом сидели рядом и пели на студенческой вечеринке.

В тот день он влюбился в нее. Он еще не знал, чем закончится эта история, когда худенькая девчушка призналась ему в любви, рассказывая анекдот о парне и девушке, игравших в прятки. Девушка завязывает глаза молодому человеку и требует найти ее со словами: «Если найдешь меня, буду твоей. Если не найдешь, буду ждать тебя в шкафу».

Максим отозвался: «Тогда не стоит терять времени на повязку». Лариса ответила: «Я тоже так думаю». И бросилась к нему в объятия.

В тот момент, обнимая ее, он не мог предположить, что она не будет принадлежать ни ему, ни кому-либо другому, а станет заложницей старого недуга по имени «жажда собственности». Но теперь Максиму Николаевичу не хотелось думать, будто она была поражена этой болезнью с молодости. В то время он любил ее и не хотел, чтобы ее образ был запятнан. Любовь чем-то похожа на смерть: она тоже отсеивает все наносное и излишнее. Максим Николаевич был уверен, что если взглянет беспристрастно на тот период своей жизни, то ясно увидит симптомы той болезни. Но он отогнал эту мысль, понимая, что тем самым не столько вскроет истинную суть Ларисы, сколько трезво оценит самого себя, свою историю, свою жизнь, безвоз вратно ушедшие двадцать пять лет, связанные с Ларисой, и придет к неизбежному выводу: он совершил ошибку.

Он не сделает этого, а вспомнит их встречу осенью, после летней разлуки, когда она уезжала из Ленинграда, чтобы провести каникулы у родителей. Регулярно, раз в неделю, Максим звонил ей с переговорного пункта, где ему каждый раз приходилось не менее часа ожидать момента, когда телефонистка наберет номер и вызовет его громким голосом: «Краснодар на линии. Пятая кабина». Связь давали чаще всего через кабину номер пять, и она стала частью их любовной истории.

– Я снова говорю из пятой кабины.

– Когда вернусь, ты обязательно покажешь мне ее.

– Обязательно. Ты увидишь свое имя на стенке.

Лариса вернулась в начале осени и увидела свое имя начерченным на стенке кабины номер пять. А еще ее ожидали подарки, которые он купил, выстаивая в магазинах многочасовые очереди: импортный шампунь, косметический набор, красивая жестяная коробка с печеньем. Она потом много лет хранила эту пустую коробку, пока не переехала в новую квартиру. Тогда Лариса выбросила ее вместе со многими другими предметами, которые сочла бесполезными и не стоящими того, чтобы перевозить их в свой новый мир.

В ту осень Максим решил жениться на ней и поклялся хранить верность ей до конца жизни. И он сдержал клятву и сохранил свою любовь, несмотря на то, что в его жизни время от времени появлялись другие женщины, когда он ездил в командировки в Москву или когда Лариса уезжала навестить родителей летом. Но он никогда не считал эти мимолетные связи изменой Ларисе. Причина была проста и глубока: он не любил ни одну из этих женщин и никогда не позволил бы таким связям нарушить его семейный покой. В разговорах с друзьями Максим Николаевич сравнивал подобные связи с ситуацией, когда жена звонит ему и говорит, что не успела приготовить обед, и он наскоро, как попало, перекусывает в буфете.

Но в Ларисе он абсолютно не сомневался. Не потому, что отказывал ей в праве перекусить в буфете, – ему такое даже не приходило в голову – а потому, что знал ее, и знал, что она ненавидит быстро приготовленную еду, даже в прямом смысле слова. Она отказывалась заходить в буфеты и ходила в хорошие рестораны. И, даже голодная, готова была потерпеть, пока приготовят еду, не соглашаясь на малейшие скидки за счет ее качества. Он же мог в это время намазать на хлеб масло и торопливо проглотить за чтением газеты, в ожидании обеда.

Разве она могла бы согласиться на мимолетную связь с мужчиной, который немедленно забудет ее? Каждый раз, разлучаясь с женой, Максим Николаевич задавал себе этот вопрос, но всегда склонялся к мысли, что появление другого мужчины в ее жизни не может быть мимолетным, а бросит огромную тень на их совместную жизнь. И каждый раз, встречаясь с ней после разлуки, пытался обнаружить эту тень, но – безуспешно. Кто знает, не был ли он и в этом вопросе невеждой?!

Хочет он того или нет, но он не забудет Ларису, потому что она целых двадцать пять лет составляла вторую половину его жизни. Память о ней не сотрет даже смерть. Так думал Максим Николаевич, черпая ладонью горсть земли и бросая на гроб жены. Слезы катились по его щекам. Он не знал, плакал ли по ней или оплакивал собственную судьбу.

* * *

В то время, когда Максим Николаевич был занят пересмотром личной жизни, Россия пересматривала свою историю. Это совпадение еще больше усугубляло в его душе ощущение потерянности. В течение долгих лет он преподавал в университете историю КПСС, а теперь этот предмет отменили и вместо него ввели политологию, но без четкой программы и без определенного плана обучения. Неясно было, какой истории и какой науке обучать студентов.