Читать книгу "Боруэлла - Наталья Евдокимова"

– Плохо, – призналась я. – Надо поставить в комнату раскладушку.

– Ты спать на раскладушке будешь? – поинтересовалась Аня.

– Нет, – скривилась я.

– А зачем тогда?

Я недовольно посопела, потом увидела возле стола Шурика и показала на него пальцем:

– Он сбежал.

Аня улыбнулась и усадила меня к себе на колени. Пользуясь случаем, я заглянула в Анину книжку – неужели опять уроки? Нет! Оказалось, что это моя книжка, которую я от Борьки принесла. Называется «Лоцман», а написал Крапивин. Потому как книжка мне очень понравилась (правда, до конца она ещё не прочитана), я никак не могла оставить её у Борьки! Тем более что у него таких книг две. На всякий случай. Теперь, когда всякий случай настал, у него эта книга осталась в гордом одиночестве. Так ему и надо, надо было три покупать. Книги всегда лучше брать с запасом – для таких, как я, например.

Я хотела было сделать Ане замечание, что воровать у младших предметы, представляющие интеллектуальную и материальную ценность, хорошо, но не в моём случае, но мне вдруг показалось, что я забыла сказать что-то такое… очень важное…

– Чай будешь? – спросила Аня.

– Я не Врулька, а Элька, – наконец вспомнила я.

– «Мальчик, ты тормоз?» – «Петя…» – зачем-то сказала Аня и повторила: – Чай будешь? У нас на завтрак чай с шоколадкой.

– Борька по утрам меня супом кормил, – недовольно сказала я.

– Супа нет. Можешь сделать себе бутерброд.

– Сама? – удивилась я.

– Сама, – спокойно сказала Аня. – Всё в холодильнике. Ножом пользуйся осторожно…

– Знаю-знаю, – сказала я, кромсая вручную сыр.

Шурик подошёл, поднялся на задних лапах и царапнул передней лапой по скатерти.

– Дай, – умоляюще пискнул он.

– Фиг, – резко сказала я в его же стиле. – Ой, – сказал Шурик и обиженно вышел из кухни с высоко поднятым хвостом.

Голосовые связки Аниной бабушки

Приёмный день начался через полчаса – пришёл Вадик. Радостный, улыбающийся.

В нём будто что-то изменилось: не было привычной подтянутости, а нерасчёсанные волосы торчали в разные стороны. И одет он был непривычно – на нём была широкая синяя рубашка в клеточку и старые, с заплатками на коленках, джинсы. С порога Вадик громко крикнул: «Привет, Аня!» и подарил ей жёлто-красный кленовый лист. Перешагнул через Шурика, который вертелся в ногах, подошел мне и наградил вторым листочком.

– Дары осени, – сказал он с улыбкой.

Шурик завистливо посмотрел на меня, потёрся об мою ногу, слегка подпрыгивая, и сказал:

– Мне…

– Чего? – поинтересовалась я.

– Ням, – резво сказал Шурик и вытянул голову по направлению к кухне.

Я проигнорировала эту наглую просьбу, и Шурик стал обиженно ныть: «Мне! Мне! Мне!» Я всерьёз подозреваю, что это его любимое слово.

– Скажи «колбаса»! – предложила я. – Тогда покормлю.

– Мне! – взвыл Шурик в истерике.

– Элька, ты Шурику мяукаешь что-то хорошее? – с интересом спросил Вадик, опустившись на корточки и гладя по шерсти немного разнервничавшегося зверя.

– Обязательная обучающая программа, – объяснила я. – Тест на склонность к дрессировке.

– Интересно, на людях такой тест проводить можно? – дурачась, спросила Аня.

– Ты – не поддаёшься, – улыбнулся Вадик. – Мы же полгода проверяли…

Лицо Ани покраснело, и она двинулась вперёд с явным намерением покалечить невинного первоклассника. Вадик засмеялся, схватил меня за руку и потащил в комнату.

– Нам поговорить надо! – крикнул он, захлопывая дверь.

– Идите-идите! – яростно крикнула Аня. – Помяукайте!

Когда мы отсмеялись, Вадик вздохнул и сказал:

– Элька… Я уж сразу скажу. Ты к нам не хочешь переселиться?

– Меня вроде бы отсюда пока не выгоняют, – пожала плечами я. – Не Борькины хоромы, но и не подвал… Я думаю, скончаться за месяц мне здесь будет нелегко.

– Нет. Ты, Элька, навсегда к нам переезжай, – сказал Вадик тихо. – Насовсем.

Я от удивления открыла рот и быстро заморгала. Странно, мне раньше мысль остаться у кого-то жить «насовсем» совершенно не приходила в голову. Или я её старательно отгоняла… Что нужно сделать и сейчас! Немедленно!

– Это беспочвенные фантазии, – заявила я. – С минуты на минуту Борька или Петька превратят меня в начальное состояние и я вернусь в привычную, родную, знакомую стихию! Я буду всем, я буду парить в небе и витать в просторах космоса! Я буду лететь стрелой навстречу непокорённому миру! Я хочу быть собой, а не какой-то Боруэллой – беспомощной, жалкой девчонкой!

Увлекшись монологом, я не заметила, что Вадик опустил голову и лицо его потускнело… Ну как солнце – светило-светило, а потом спряталось за тучами и в ус не дует. Вадик отвернулся к стенке и усердно ковырял обои.

– А я-то думал… – сказал он дрожащим голосом, а потом посмотрел на меня – и продолжил фразу голосом грустным и ровным: – Я думал, что знаком с Боруэллой. С Элькой. А не с кем-нибудь ещё. Значит, это неправда, да? Значит, ты – понарошку?

Я хотела что-то сразу ответить, но будто что-то меня остановило. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Вадик смотрел на меня, почти не моргая. Было слышно, как где-то в коридоре муркнул Шурик, а в соседней комнате Аня перевернула страницу книги. Я опустила голову и прошептала:

– Не знаю…

Я подняла взгляд – Вадик смотрел на меня грустно и немного испуганно. Я неуверенно продолжила:

– Меня же придумали. Значит, я есть. Значит, не понарошку… Вот, видишь? – и, подняв руку, подставила под солнечный луч растопыренную ладонь.

– Вижу… Только ты будь всегда, ладно? – тихо попросил Вадик.

Я кивнула.

– Только давай пока что не будем никуда переселяться, – попросила я, шмыгнув носом. – А то переизбыток впечатлений для меня чреват этими… внешними речевыми проявлениями. И ещё я хочу животное по имени Шурик немного перевоспитать.

– Хорошо, – кивнул Вадик.

– А так – что бы мы сказали твоей маме? Эта девочка – героиня фильма «Трудный ребёнок-10», переходит из рук в руки, как почётный кубок за неведомые достижения…

– Нет, мы бы рассказали маме всё, – сказал Вадик доверчиво, будто делился большой тайной. – Она верит в сказки…

Не знаю, чем бы закончился этот разговор, от которого у меня почему-то щипало в горле, если бы не раздался отчаянный вопль:

– Где? Все? Где! Мне! Дай! Где?

Кричал, понятное дело, Шурик. Я повторила Вадику всё сказанное лишённым общества животным, и добавила трагическим голосом: