Читать книгу "Любовь Орлова - Екатерина Мишаненкова"

Как передать чувства, которые испытывала я, читая эти письма – трогательные, доверчивые, дружеские? В них было множество предложений, рассказов о работе почтальонов, фотографий, описаний разнообразных случаев из практики письмоносцев, биографий. Меня приглашали понаблюдать работу письмоносцев, и одним из таких предложений я воспользовалась. В течение нескольких дней я разносила письма, газеты, журналы, стараясь проникнуться тем ощущением, с каким письмоносец входит в чужой дом, входит свободно, без неловкости или смущения, потому что знает, что вестей, которые он принесет, ждут. И если Стрелка передала в какой-то степени черты, свойственные профессии советского письмоносца, то этим она обязана коллективным нашим усилиям – моим и множества добровольных помощниц

Но Орлова нисколько не уступила своему именитому партнеру, она сыграла свою роль настолько блестяще, что тут же ее героиня заслужила всеобщее обожание. Энергичная зажигательная Дуня, с ее песнями, танцами, неистощимой энергией, настырностью и в то же время чистотой и наивностью, пленила зрителей с первых же кадров.

Сейчас несколько странно читать, что на стадии сочинения сценария Эрдман и Нильсен пытались уговорить Александрова, чтобы Стрелку играла молодая девушка, не старше двадцати пяти лет. Странно даже не только потому, что они предлагали режиссеру заменить его жену, под которую и делается фильм, на другую женщину. Но заменить звезду, всесоюзную любимицу, на какую-нибудь неизвестную девушку, у которой будет только одно преимущество – молодость? Естественно, Александров даже и обсуждать это не стал. И уже во время съемок стало ясно, что он, как обычно, оказался прав.

«Это мое режиссерское счастье, – вспоминал он через несколько лет, – что в фильме «Волга-Волга» снималась Любовь Орлова, которая могла делать все. В фильме она превосходно поет, пляшет, читает, но при всем при том остается письмоносицей Стрелкой – милой, простодушной Дуней Петровой, которая самозабвенно влюблена в искусство и непоколебимо уверена в творческих силах своих друзей. В роли Стрелки Любовь Петровна Орлова во всем блеске раскрыла замечательное качество своего дарования – умение сочетать эксцентрически комедийный внешний рисунок роли с подлинным лирическим чувством, с правдой человеческих переживаний.

Когда зритель смотрит «Волгу-Волгу», ему кажется, что все совершаемые Стрелкой действия, ее выступления во всевозможных амплуа удивительно легко даются актрисе Орловой. А ведь эту легкость, изящество исполнения роли обеспечил настойчивый и кропотливый труд: раздумья, тренировки, репетиции».

Действительно, Орлова играет с таким молодым задором, с такими искрящимися глазами, что зрителей совершенно не волнует, сколько ей на самом деле лет. Да, ей в то время было уже тридцать пять, но разве Дуне можно столько дать? Хотя современному зрителю, конечно, надо учитывать, что в 30-е годы женщины не то чтобы быстрее старились, но куда быстрее, чем сейчас, теряли такие приметы молодости, как хрупкость, живость, юношескую легкость. Наши современницы часто смотрятся лет на десять моложе своих сверстниц тех лет. Но нисколько не моложе Орловой.

Она могла долгое время любоваться колючим татарником или могучим стеблем крапивы, способным вырваться из земли в самом неожиданном месте. Но постоянное неподдельное восторженное отношение к природе, искреннее преклонение перед ее величием и красотой давали актрисе ту волшебную силу, которая помогает более острому восприятию окружающей жизни, более чуткому отношению к людям…

… Когда про артиста говорят, что он хорошо играет, это естественно. Он и должен хорошо играть: это его профессия, этому он учился многие годы. А вот сеять в людях доброе начало, вызывать у окружающих чувство душевной радости – это уже нечто выше простой профессионализации. Это своего рода дар.

Павел Кадочников

Пока Александров снимал «Волгу-Волгу», «Цирк» продолжал набирать обороты. В СССР за год его посмотрели двадцать восемь миллионов зрителей. По результатам проката впереди был только «Ленин в Октябре». А потом его решено было вывезти и за границу – видимо, памятуя об успехе «Веселых ребят».

Двадцать четвертого мая 1937 года в Париже открылась Всемирная выставка, где центром всеобщего внимания стали советский и немецкий павильоны, как будто специально поставленные друг напротив друга. Возле входа в павильон Германии была установлена скульптурная композиция из бронзы: трое мускулистых арийцев символизировали мощь «тысячелетнего рейха». А напротив, на 25-метровом советском павильоне, высилось гениальное творение Веры Мухиной – «Рабочий и колхозница». Динамичные, стремительные, рвущиеся вперед юноша и девушка. Рядом с ними тяжеловесная статичная немецкая композиция выглядела еще более безжизненной и скучной. Победа была однозначно за советским павильоном, французская пресса восторженно называла работу Мухиной «величайшим произведение скульптуры ХХ века».

Это не отход от темы. Дело в том, что за основу при создании скульптуры рабочего был взят партнер Орловой по «Цирку» Сергей Столяров, ставший после выхода фильма идеалом молодого советского человека. Сам же фильм показывали в кинозале советского павильона. Из шести советских художественных картин, представленных в Париже, наградами были отмечены «Петр Первый» В. Петрова и «Депутат Балтики» А. Зархи и И. Хейфица. Ну а самой большой популярностью у зрителей пользовался, конечно, «Цирк».

Как и у всякого советского человека, у меня нет большего счастья, как отдавать людям свое умение, помогать им вдохновенно трудиться…

А над съемочной группой «Волги-Волги» между тем начали сгущаться тучи. Шел 1937 год, уже при загадочных обстоятельствах умер один из близких соратников вождя, Орджоникидзе, началось разоблачение Бухарина, один за другим арестовывались партийные деятели и высшие военачальники Красной армии.

К счастью, Орлова и Александров провели большую часть этого трагического года далеко от Москвы, не маячили лишний раз, не встречались с людьми, которые могли сегодня-завтра оказаться арестованными. Но все равно они жили в постоянном напряжении – если бы кого-то из их друзей взяли, они тоже могли оказаться в тюрьме.

Страхи оказались не напрасны, хотя беда пришла и не оттуда, откуда ее ждали. Александров опасался, что арестуют кого-нибудь из его высокопоставленных покровителей, но под удар попал его бессменный оператор и соавтор Владимир Нильсен. Съемочная группа «Волги-Волги» вернулась в Москву 22 сентября, а 8 октября за Нильсеном уже пришли.

Через четыре дня в газете «Кино» появилась редакционная статья «Выше большевистскую бдительность», начинавшаяся словами: «Деятельность бывшего оператора В. Нильсена не ограничивалась съемкой картин». Словечко «бывший» сразу ставило все на свои места – участь Нильсена предрешена, он больше не оператор, а вредитель.

«В каких только грехах не обвиняли Нильсена! – пишет Александр Хорт. – И в том, что он ратовал за повышение производительности труда, что пошло бы в ущерб искусству; и в том, что пропагандировал зарубежный опыт, в том числе прославлял «проституированную фашистскую кинематографию»; и в том, что нагло обкрадывал товарищей по работе, приписывая их достижения себе; и в том, что совался не в свое дело, консультируя руководство отрасли по вопросам технической политики. Ему даже инкриминировали идею создания киногорода, осуществление которой якобы привело бы к «омертвлению» крупнейших капиталов.