Читать книгу "Нужна ли России правда? Записки идиота - Владимир Бортко"

С. БУНТМАН: — Вот как раз я в это и попал. Скажите, как вы решились на «Мастера и Маргариту»?

В. РАММ: — Второй раз тем более.

В. БОРТКО: — Это давненько, сценарию уже 8 лет, я написал его в 1996 году. Но как-то он потихоньку подвигался, и мы решили снимать его в 2000 году и почти дошли до съемок, но там возникли осложнения с владельцами прав, и поэтому все было остановлено.

В. РАММ; — А сейчас с правами все уже улажено?

B. БОРТКО: — Да, во всяком случае, я этим не занимаюсь, этим занимается канал «Россия» и «Централпартнершип», такая фирма. И я думаю, что все в порядке, коли я снимаю.

C. БУНТМАН: — Хорошо, знаете, как всегда не в таких масштабах, но какой была битва за персонажей в «Унесенных ветром» когда-то:

B. РАММ: — Народное голосование.

C. БУНТМАН: — С народным голосованием, кто будет играть Скарлетт О'Хара, но здесь тоже все, с тех пор как когда-то раскрыли «Мастера и Маргариту», страшно ревниво относятся к изображению каждого персонажа. Анна нам пишет: «У меня не вызывает неприятия распределение ролей, кроме двух персонажей. Басилашвили очень милый, но в нем нет никакой мистики, совершенно не его роль, на мой взгляд. Актриса для роли Маргариты, в ней нет загадочности». Анна уже недовольна.

B. БОРТКО: — Раз уже недовольна, мне остается подождать, когда она увидит.

C. БУНТМАН: — И убедить.

В. БОРТКО: — И может быть, убедится, а может быть, и нет. В конце концов, каждый воспринимает по-своему. Что касается артиста Басилашвили и того, что мистики в нем нет, я считаю Олега Валерьяновича замечательным артистом, одним из крупнейших артистов нашей страны, да может быть, и в Европе. Может быть, не самым, но входящим в десятку уж точно. И то, что он согласился это делать, и так, как он делает, меня устраивает всецело. Что касается мистики вообще, понимаете, я считаю, что мистики в этом романе, возможно, сейчас вызову бурю негодования у наших слушателей, гораздо меньше, чем, допустим, социальной сатиры.

С. БУНТМАН: — Там гораздо больше других смыслов.

В. БОРТКО: — Ведь, в конце концов, кто такой Воланд, если определять его? Да, он представитель другой стороны, темных сил, но кто он в романе — как ни странно, это нормальный человек, который знает, что дважды два — четыре.

В. РАММ: — Местами даже очень положительный.

В. БОРТКО: — Он знает то, что, например, свобода — это свобода, а не осознанная необходимость.

В. РАММ: — А трусость и предательство — это предательство и трусость.

B. БОРТКО: — И в этом отношении он интересен, он смотрит на москвичей именно с этих позиций и понимает, что они нормальные люди, но их очень испортил квартирный вопрос.

C. БУНТМАН: — Но Воланд, если хоть на секунду вдаться в какие-то аналогии, у него роль такая в романе, как у знаменитого персиянина, который в Париж приехал, и странно ему очень многое, который все в жизни видел, за всю историю:

В. БОРТКО: — В конце концов, можно сделать такое допущение, представьте себе, что в Россию вернулся Бунин. Он не мог вернуться в романе, представьте себе, что вернулся нормальный человек, который уехал, потом ему сказали: ты идиот, зачем ты уехал, здесь происходят невероятные вещи, строится новая страна, а самое главное, здесь появляется новый человек. И вот он приехал.

B. РАММ: — Рациональный, вдумчивый, внимательный.

C. БУНТМАН: — Но, в отличие от Бунина, вот Бунина это все ударило, его лично. Воланда не ударило, его ударило как всеобщее, как он с грустью смотрит на все человечество. И хоть кому-то жестко и жестоко иногда можно.

В. БОРТКО: — Как ни странно, в результате всех действий темных и нечистых сил пострадал серьезно один человек — Берлиоз. Все остальные отделались легким испугом, ну отправили одного человека в Ялту, и вернулся на самолете, правда, в папахе, но, тем не менее, ничего страшного не произошло. А вот Берлиоз пострадал страшно. Почему — подумал я, и собственно говоря, на эти вопросы нужно отвечать, и вдруг я понял — потому что это идеолог движения. Он, извините, смущает своими…

В. РАММ: — Смущает невинного.

B. БОРТКО: — Невинного, да. А сказано в Писании, сошлемся на него: кто будет смущать малых сих, тот и есть самый главный злодей. Вот именно так он пострадал.

C. БУНТМАН: — Потому что самый знающий человек.

B. БОРТКО: — Он знающий человек, интеллигентный.

C. БУНТМАН: — Когда вы говорите о новом человеке очень много, все равно, наверное, у Булгакова есть какая-то общая тема. И когда вы делали «Собачье сердце», сейчас выскакивают такие вещи, которые общность всего Булгакова подчеркивают. Есть она для вас? Общность, преемственность разных произведений?

В. БОРТКО: — Я больше всего у Булгакова люблю произведение под названием «Белая гвардия», где мистики немного, но есть три таких произведения, которые объединены одним приемом. Например, «Собачье сердце» — из собаки делают человека. Для чего — для того, чтобы глупость окружающих была совершено очевидна. Или «Роковые яйца» — нечисть пошла на Москву. Для чего — да по той же самой причине. Воланд приезжает в Москву для чего — по этому же.

В. РАММ: — Что-то очень сильно беспокоило в той жизни Булгакова.

В. БОРТКО: — Прием один и тот же объединяет эти произведения. Конечно, они разные.

В. РАММ: — А вы думаете, то, что беспокоило Булгакова, когда он писал эти произведения, и что может беспокоить сейчас вас как режиссера, это может совпасть в этой беспокойственной точке со зрителем?

B. БОРТКО: — Я думаю, что вы спрашиваете меня о том, будет ли интересен сейчас не столько роман (роман интересен, один из самых читаемых романов до сих пор), сколько произведение, над которым мы работаем. Я надеюсь, что да, потому что сохранилось самое главное, а именно — кроме черного и белого, есть целая радуга. Кроме А и В — между ними целый алфавит. И вот то, что узнал Иван Бездомный, я думаю, что объединяет, может быть, интересное сейчас. Нельзя судить обо всем с одной точки зрения. Как правило, их две, а чаще всего больше.

C. БУНТМАН: — Насколько у вас будет широко присутствовать город? Даже не столько эта история, что часть в Москве, часть в Петербурге будет сниматься. Я помню «Собачье сердце», которое концентрировались на улице. Улица, подъезд, чуть-чуть пространство было. А в «Мастере» — там ведь все разворачивается так.

В. БОРТКО: — Конечно, и мы пребываем здесь отчасти поэтому. Я думаю, что никакой зритель не простит нам, если начало романа будет где-то в другом месте, кроме исторически описанного. Но таких мест немного: это Патриаршие пруды, это набережная Москва-реки, это Александровский сад и башня дома Пашкова. То, что осталось, что можно сейчас снять. А улицы, которые будут в большом количестве и там, где летает Маргарита и ходит Иван Бездомный, — это Питер, который сохранился в этом отношении гораздо больше, к счастью москвичей, — я каждый раз приезжаю в столицу и не узнаю ее. У вас здесь происходит что-то.