Читать книгу "Русский дом - Джон Ле Карре"

– Вот тут пока и поживите, – сказал Нед Барли, когда мы показывали ему дом. – Вот ваша спальня, вот ключ. Звоните по телефону сколько угодно, но, боюсь, мы будем подслушивать, и, когда вам понадобится поговорить о чем-то личном, звоните из автомата через дорогу.

Но для полноты картины я включил в ордер министерства внутренних дел и телефон-автомат напротив. Крайняя американская заинтересованность.

Поскольку и я, и Барли ложились поздно, то, когда другие уже отправлялись спать, мы садились за шахматы. Он оказался очень импульсивным противником, нередко блестящим, но я умею рассчитывать, чего Барли вообще не умел, и я лучше чувствовал его слабости, чем он – мои. Как-никак я читал его досье. Но я все еще помню партии, когда он мгновенно оценивал положение на доске и через три-четыре хода с радостным воплем заставлял меня сдаться.

– Попались, Гарри! Просите пощады! Склоните голову!

Но когда мы снова расставляли фигуры, я чувствовал, как терпение покидает его. Он начинал бродить по комнате, размахивать руками, и его мысли вновь уносились в одно из своих путешествий.

– Женаты, Гарри?

– Не очень явно, – ответил я.

– Что это, черт возьми, значит?

– Моя жена живет за городом. А я живу в городе.

– И давно вы с ней?

– Да пару жизней, – неосторожно сказал я, жалея уже, что не ответил по-другому.

– Любите ее?

– Дорогой мой! – Но он глядел мне прямо в глаза и хотел знать ответ. – На расстоянии, мне кажется, да, – неохотно добавил я.

– И она вас любит?

– Полагаю. Я давненько ее об этом не спрашивал.

– Детишки?

– Мальчик. Вернее, мужчина.

– Видитесь с ним?

– Открытка на Рождество. Похороны и свадьбы. По-своему мы очень хорошие друзья.

– Чем он занимается?

– Побаловался с юриспруденцией. Теперь делает деньги.

– И счастлив?

Я рассердился, что теперь мне не свойственно. Не его дело определять, что такое любовь и счастье. Он был джо. Право сблизиться с ним принадлежало мне, а не наоборот. Еще более необычным было то, что я дал заметить свою злость. А дал-таки, иначе почему я уловил в его глазах тревогу: несомненно, он решил, что случайно коснулся какой-то семейной трагедии. Он покраснел и резко отвернулся в поисках чего-то, что могло бы смягчить ситуацию.

– Если можно так выразиться, сэр, он не сопротивляется, – сказал Неду некий мистер Кэндимен, специалист по новейшим нательным микрофонам. – Не природный талант, но он слушает и, видит бог, запоминает.

– Он джентльмен, мистер Нед, и это мне нравится, – сказала специалистка по слежке, которой доверили обучение Барли основам ее искусства. – Он соображает, и у него есть чувство юмора, а это, как я всегда говорю, уже полдела в нашей работе. – Позже она призналась, что в соответствии с правилами Службы отклонила его ухаживания, но что ему удалось приобщить ее к творчеству Скотта Фицджеральда.

– Все это набор всяких фокусов, – хрипло произнес Барли в конце утомительных занятий по технике тайнописи. Но тем не менее было ясно, что он получает большое удовольствие.

С приближением дня расплаты его покорность стала абсолютной. Даже когда я подключил бухгалтера Службы, скучного педанта по имени Кристофер, и он пять дней ошеломленно изучал документацию «Аберкромби и Блейр», Барли, против моего ожидания, не взбунтовался.

– Крис, старина, да среди издателей каждая последняя свинья разорена! – заявил он, меряя шагами со стаканом виски в руке изящную гостиную в такт мотиву, который напевал. – Крупные шишки, вроде Джумбо, питаются листьями, а мы гложем кору. – И с немецким акцентом: – У фас сфои методы, у нас – сфои.

Но нам с Недом плевать было на каждую последнюю свинью. И Крису тоже. Нас заботила операция и преследовала кошмарная мысль, что в самом ее разгаре Барли обанкротится.

– На кой черт мне редактор! – кричал Барли, размахивая перед нами многострадальными очками. – У меня нет денег платить редактору! У моих святых тетушек в Или подвязки лопнут, если я найму редактора!

Но святых тетушек я уже уломал. За обедом в «Рулсе» я обхаживал и покорил леди Пандору Уэйр-Скотт, которую Барли чаще именовал Священной Коровой из-за ее приверженности догматам высокой церкви. Выдав себя за бонзу из министерства иностранных дел, я под строгим секретом сообщил ей, что фирма «Аберкромби и Блейр» вот-вот конфиденциально получит от Рокфеллеровского фонда субсидию для развития англо-советских культурных связей. Но никому ни гу-гу, иначе деньги будут предложены другой достойной фирме.

– Я, черт возьми, более достойна, чем кто-либо, – гордо заявила леди Пандора, широко расставив локти, чтобы выковырять последний кусочек омара. – Попытайтесь-ка сами содержать Эммерфорд на тридцать тысяч в год.

Я злокозненно спросил ее, можно ли, не рискуя, переговорить об этом с ее племянником.

– Да ни в коем случае. Предоставьте его мне. Ему что деньги, что дерьмо, а уж врать он и вовсе не умеет.

Внезапно выяснилось, что Барли безотлагательно необходим помощник.

– Вы уже дали объявление, – сообщил Нед, размахивая перед носом Барли небольшим объявлением из недавнего номера газеты, посвященной вопросам культуры. – «Старой солидной английской издательской фирме требуется на должность редактора квалифицированный специалист, знающий русский, 25 – 45 лет, художественная и техническая литература, curriculum vitae[6]».

И на следующий же день в заложенное и перезаложенное здание фирмы «Аберкромби и Блейр», Норфолк-стрит, Стрэнд, явился предложить свои услуги Леонард Карл Уиклоу.

– Вас тут спрашивает ангел, мистер Барли, – пророкотал по древнему селектору пропитанный джином голос миссис Данбар. – Можно ему влететь?

Ангел с велосипедными зажимами на штанинах, с холщовой сумкой, перекинутой через грудь. Чистый ангельский лоб, ничем не омраченный, золотистые ангельские кудри. Ангельские голубые глаза, которым неведомо зло. Ангельский нос, только загадочным образом свернутый на сторону, так что при первом знакомстве сразу же хочется взять и водворить его в исходное положение. Нед предостерег Барли, что говорить с ангелом надо так же, как с любым кандидатом, явившимся по объявлению. Леонард Карл Уиклоу, родился в Брайтоне в 1964 году, окончил с отличием факультет славянских и восточноевропейских исследований Лондонского университета.

– Ах да, это вы. Замечательно. Садитесь, – проворчал Барли. – Какого черта вас потянуло в издательство? Паршивое занятие. – Он только что завтракал с одной из самых настырных своих романисток и все еще переваривал эту встречу.

– По правде говоря, сэр, это моя давняя мечта, – ответил Уиклоу с улыбкой, полной ангельского энтузиазма. – Продвинуться на этом поприще.