Читать книгу "Внебрачный контракт - Анна Богданова"

Одним словом, все были в сборе, общим числом – двадцать пять человек.

– Дуня Пипелкина. «Болодино», – громко объявила я, и бойко прочитав:

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана? —

замолкла. Дальше я не могла припомнить ни одного слова – хоть тресни. Я напрочь забыла и про «богатырей», и про «нынешнее племя». Баба Зоя в ужасе и страшном смущении сначала шептала, а потом кричала во всеуслышание:

– Ведь были ж схватки боевые, – билась она, но все без толку – я стояла на табуретке и, не понимая, что от меня хотят все эти двадцать пять человек, хлопала глазами. Совсем выбившись из сил, бабушка сказала зрителям, что спектакль отменяется по причине того, что исполнительница главной роли пережила сегодня днем серьезнейший шок (какого характера был шок, она уточнять не стала), а на вопрос, состоится ли завтрашнее представление, ответила довольно неопределенно – ни «да», ни «нет» – мол, там видно будет.

Но ни на следующий день, ни через день спектакль не состоялся. Я вообще утратила способность запоминать стихи, впрочем, и все остальные проявления моей гениальности, на которую возлагались большие надежды членов всей семьи, после встречи с бегемотом в зоопарке были утеряны. Тем же вечером, когда был отменен спектакль, баба Зоя, решив проэкзаменовать меня, попросила умножить восемь тысяч пятьсот тридцать два на пятьсот шестьдесят три. Я, ничего не понимая, часто заморгала и попросила в ответ карамельку.

– А сколько будет пятью пять? – с нескрываемым волнением спросила она – я снова попросила конфету. – Ну, а дважды два-то сколько получится?

– Дай хоть баланку! – отчаялась я, а бабушка № 1 в этот день окончательно оставила мысль об определении меня в школу в трехлетнем возрасте.

– Два умножь на два! Пошевели мозгами! – в отчаянии воскликнула она, а я удивленно посмотрела на нее, думая: «И чего она от меня хочет? Я ведь искусственница! Неполноценный ребенок, оторванный пяти недель от роду от материнской груди!»

На следующее утро я проснулась обыкновенной трехлетней девочкой со среднестатистическими способностями и наотрез отказалась понимать, какую пользу для здоровья может принести человеку отвратительное месиво в тарелке, называемое овсяной кашей, напоминающее лужу мутного, желеобразного, чуть желтоватого клея, который пролился на пол из кособокой кастрюли в тот день, когда баба Фрося чудом не задавила меня своим телом, пытаясь согреть.

– Фу! – выкрикнула я и вскочила из-за стола.

* * *

«Фу!» – подумала я, когда Аза поставила передо мной тарелку с овсянкой. Третье утро подряд – овсянка, овсянка, овсянка. С детства ее ненавижу!

– Ешь, ешь! Это самая полезная каша! – повторила она слова бабы Зои и снова блеснула восточной мудростью: – Завтрак свой попробуй, обед отведай, ужин отложи – проживешь сто лет.

– Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу, – выпалила я русский аналог, а над головой пронеслась гигантская стальная птица. Варфик захохотал, с отвращением запихивая медузообразную жижу в рот.

– Вот именно, – серьезно сказала Аза и опять резанула: – Сперва еда, потом слова!

Наконец с овсянкой было покончено, и Варфик шепнул мне:

– Сейчас веду тебя на море просто так, а потом – только если в «подкидного» выиграешь! – на что я фыркнула и кинулась за полотенцем.

Значит, Варфик не забыл про уговор, про игру в «дурака» на поцелуи. А он, надо сказать, всегда выигрывает. С Нуром они резались в карты все выходные напролет на щелбаны, и мой «жених» уехал вчера вечером в город с пурпурным лбом – отрабатывать практику на металлообрабатывающем заводе имени лейтенанта Шмидта.

– Я сам выбрал металлообрабатывающий завод! – не без гордости заявил он после того, как Мира с Маратом отчалили с дачи в субботу утром.

– Да тебя просто больше никуда не взяли! – издевался над шурином Варфик.

– Почему это не взяли! Мне предлагали пойти попрактиковаться на нефтеперерабатывающий завод имени Караева, на завод высоковольтной аппаратуры...

– Чего ж не пошел? Побоялся, что током шибанет?

– Дур-рак ты, Варфик! – горячо воскликнул Нур и тут же снова заговорил, боясь очередных выяснений отношений с шурином, которые обычно заканчивались мордобоем. – Наших девчонок из класса на текстильную и тонкосуконную фабрику послали. Дуня! А ты практику проходила в этом году?

– Проходила. Две первых недели июня.

– А где?

– На пылесосном заводе! – вызывающе проговорила я, почувствовав, что Нурик мне не поверил – ему казалось, что, кроме его класса, в стране больше никто не трудится на производственной ниве.

– И что ты там делала? – не унимался он.

– Сидела четыре часа за столом и изготавливала наиважнейшую деталь «Хозяюшки» самой последней модели.

– Какую? – докапывался «жених». Честно говоря, как называлась та узловая деталь, от которой зависела последующая работа последней модели пылесоса «Хозяюшка», я не знала, и поэтому ответила, не кривя душой, как было на самом деле:

– Такую. Из огромной коробки, которая стояла под столом, я брала малюсенькую пружинку, из большущей жестяной банки доставала микроскопический металлический крючочек и, цепляя его за пружинку, присоединяла к такой штуковине, к такой штуковине... – замялась я, не зная, как назвалась эта самая главная во всей конструкции часть. – Одним словом, к штуковине, которая похожа на обыкновенную канцелярскую скрепку, только с двумя крошечными усиками. – Я заметила, что Варфик с Нуром давятся от смеха и, обидевшись, вспылила: – Ничего смешного в этом не вижу! Между прочим, мне доверили самую ответственную работу! Можно сказать, ювелирную! Я по шестьсот таких механизмов за смену делала! – И тут меня в жар бросило – я вдруг представила, сколько «Хозяюшек» сломается при первой же уборке, вспомнив, как, пытаясь выполнить дневную норму, не прикрепив как следует пружинку к крючочку, а крючочек – к скрепке с усиками, я швыряла «самую главную деталь» наисложнейшей конструкции в огромный короб.

– Так-то! Это тебе не разнорабочим на металлургическом заводе работать! – Мне показалось, что Варфик без всякого смеха произнес эти слова, и Нур мгновенно замолчал.

Вообще, после отъезда Миры с супругом в город – Мира, замечу, продолжала на меня дуться и почти не разговаривала из-за легкомысленно выброшенного мной на берег сарафана и рекордного заплыва до горизонта и обратно, – я чувствовала себя не в своей тарелке, находясь в обществе «жениха» и того, кого я успела полюбить в первый же вечер своего пребывания в домике с виноградной верандой.

Нур сначала пытался показать передо мной свое превосходство над шурином, петушился и вообще вел себя, как настоящий дурак. Варфик же, глядя на его старания, лишь усмехался и покручивал в его адрес пальцем у виска. Заметив это, «жених» пошел на крайнюю меру: в корне переменив тактику поведения и выбрав в моем лице жертву, он пытался склонить шурина посмеяться надо мной – за компанию. К моему счастью, Варфик больше молчал и, обыгрывая Нура в карты, только и делал, что смачно и не без удовольствия щелкал его по лбу, оттянув два пальца – указательный и безымянный.