Читать книгу "Операция «Танненберг» - Руслан Мельников"

Бросать лопатку он не стал. Швырнул в лицо, в глаза фрицу добрую горсть земли, собранную на лопате. И тут же юркнул от очереди, пущенной вслепую.

В сторону…

Немец отпрянул, отшатнулся от ямы, поливая огнем от живота пространство вокруг. Пули свистели над могилой.

…в сторону и – вперед…

Бурцев прыгнул.

С занесенной лопаткой.

Быстрее, пока фриц слеп, пока не проморгался, не протер зенки.

Молниеносный секущий удар по руке. Боковая кромка лопатки заточена лишь наполовину, но и этого хватило.

«Шмайсер» упал. Брызнула кровь. Немец вцепился левой рукой в правое запястье. Заорал.

Второй удар – сбоку, под коленный сустав. Эсэсовец подломился. Рухнул на четвереньки. Попытался подняться, дотянуться здоровой рукой до оброненного оружия.

И – третий, добивающий, с хрустом – сверху вниз. Под край каски, по шее.

Этот удар был самым страшным.

Срезанный, будто бритвой, воротник. Глубокая рубленая рана. Разорванные мышцы, перебитые артерии, красный фонтан…

Кость.

Край лопатки, перемазанной землей и кровью, достал до шейных позвонков. Немец лежал и дергался. Закатив глаза и больше не пытаясь встать. Основание черепа перебито. А это – летально. После такого не поднимаются.

На все про все – пара секунд, полторы, а может, и того меньше.

И – готово! И лопатку – в землю. И «шмайсер» – в руки. Когда фрицы у машины опомнились, Бурцев уже скользнул в свежеотрытую яму.

Он постарался не наступить на распростертое, словно столбняком схваченное и увязанное в тюк тело ошеломленной княжны. Но под ногой все же дернулось что-то мягкое. Княжна вскрикнула. Оттоптали, видать, что-то Ее Высочеству.

Вдвоем в одиночной могилке было тесновато… Но нет, не в могилке – в окопе. Ростовом почти. С бруствером, обращенным в сторону противника – землю Бурцев выбрасывал не абы как, а с умыслом – и укрепленным телом штурмбанфюрера, зарубленного лопаткой…

В секторе обстрела суетились эсэсовцы. Княжна что-то верещала под ногами. Но Бурцеву сейчас было не до Аделаиды. Шел бешеный скоротечный бой.

Фашисты побежали на помощь офицеру. В полный рост побежали. Наверное, не заметили, как Бурцев стянул за собой в яму «шмайсер».

Фрицы стреляли на бегу. Палили поверху, боясь задеть штурмбанфюрера.

И зря!

Бурцев огрызнулся короткими частыми очередями.

Ту-дух… Ту-ду-дух… Ту-дух… – залаял, запрыгал в руках пистолет-пулемет.

Понапрасну патроны Бурцев старался не тратить – не так уж их и много в «шмайсеровском» магазине. Бил расчетливо, наверняка.

Первым свалил пулеметчика в кузове – тот, взмахнув руками, аж перевалился через высокий борт. Упал на землю. А потом…

Темные бегущие фигурки он расстреливал уже метров со ста – ста пятидесяти…

Два-три выстрела.

Упал один эсэсовец, второй…

Два-три выстрела.

Третий…

Два-три выстрела.

Четвертый…

Начало оказалось удачным. Первыми же очередями Бурцев выкосил почти всех противников. Немногие попадали на землю самостоятельно. Уцелевшие фрицы палили на поражение, не жалея патронов. Правда, поражали пока только приваленный к брустверу труп с перерубленной шеей. Да без толку взрыхляли пулями плотную влажную землю могильного отвала.

Уже начинало светать, и залегшие стрелки были как на ладони. Все до единого. Немцев лишь слегка прикрывала сухая травка и кустики. И Бурцев поливал из окопа переползавшие с места на место темные кочки. Гитлеровцы, прикрывая друг друга, пытались подобраться ближе – на расстояние броска гранаты.

Два-три выстрела.

Два-три выстрела…

Смолк еще один вражеский «шмайсер». Второй…

На войне всегда так: кто успел окопаться – тот и выживет. У Бурцева времени зарыться в землю было предостаточно. Противникам он этого времени давать не собирался.

Что-то мелькнуло в воздухе. Позади, за могилой-окопом, грохнуло. Окатило сверху рваным дерном и суглинком. А ни фига!

Перестарался фашик. Перекинул, перебросил гранату со страху. А сзади ведь – тоже небольшой брустверок. Земляная преграда для осколков. Могилку для жены Бурцев копал по всем правилам военной науки.

Прогремел второй взрыв. Тоже рядом совсем. На этот раз – недолет. Гранатные осколки снова ушли в землю.

Бурцев нажал на спусковой крючок. Опять – короткая очередь.

Затих, захлебнулся последний вражеский «шмайсер».

Взревел мотором, срываясь с места грузовик.

Ку-у-уда?!

Бурцев дал еще очередь. Ту-ду-дух… Пули ударили в правую дверь «Опеля». Брызнули, полетели разбитые боковые стекла. Из кабины кулем вывалился водитель. Мертвый. Машина остановилась.

Глава 24

Так, с фашиками разобрались. Но бой еще не закончен: в воздухе свистят уже не пули – арбалетные болты. Одна короткая и толстая стрела по самое оперение вошла в земляную насыпь у самого носа Бурцева.

Тевтоны! Орденские арбалетчики дали залп. Рыцари Фридриха фон Валленрода скакали в атаку. Опустив копья, подняв щиты. Наверх – на холм скакали. И маршал братства Святой Марии с обнаженным мечом – в первых рядах.

Ладно… Бурцев прицелился.

Ту-дух… Ту-ду-дух…

Повалились с седел закованные в латы всадники. Ни щит с черным крестом, ни панцирь, ни кольчуга, ни прочный нагрудник, ни шлем с закрытым забралом не могли остановить девятимиллиметровую «шмайсеровскую» пулю.

Рыцари придержали коней. Повернули. Отступили. Из смешавшегося, отхлынувшего строя вырвался лишь один всадник. Самый настырный. Неустрашимый тевтонский маршал. Фон Валленрод доскакал аж до грузовика. И – дернулась не вовремя, заворочалась на дне окопа, толкнула под руку, под выстрел, Аделаидка.

«Шмайсеровская» пуля, вместо того чтоб продырявить ковшеобразный рыцарский шлем со всем содержимым, пошла ниже. Ударила в лошадиный налобник. Пробила, застряла в черепе.

Несчастный коняга рухнул на полном скаку, да со всех четырех копыт. Всадник звенящей консервной банкой покатился по земле. Растерял по пути и щит, и меч. Но упал все же удачно: долго не разлеживался. Поднялся, рыча из-под стального ковша. Тратить время на поиски меча в траве не стал. Вырвал из ножен кинжал-мизерикордию, тяжело ступая, пошел к яме.

Ну и настырный ур-р-род! Бурцев прицелился снова. И – ни хрена! «Шмайсер» молчал. Закончились патрончики-то! А упрямого рыцаря уже отделяли от могилки с бруствером всего-то с десяток шагов. Доберется, истыкает обоих – и Бурцева, и Аделаидку – своим граненым кинжальчиком милосердия. Зароет, на фиг!