Читать книгу "Смертельный холод - Луиз Пенни"

– Почему женщина оставляет семью на холодной трибуне, а сама садится на удобном, теплом месте рядом с обогревателем? – взволнованно спросила Рейн-Мари.

– Я думаю, ты сама и ответила. – Гамаш рассмеялся, передавая ей кастрюльку. – Там было удобно и тепло.

– Значит, она была эгоисткой, а он – гнусной личностью. Будь я Кри, я бы тоже исчезла.

Покончив с посудой, они отнесли в гостиную поднос с кофе, а Гамаш прихватил коробку с вещдоками по убийству Эль. Пора было сменить тему. По крайней мере, на какое-то время. Попивая кофе и время от времени опуская бумаги, чтобы взглянуть в огонь, он просмотрел содержимое коробки внимательнее, чем это удалось ему утром.

Он достал маленькую деревянную шкатулку с резьбой и открыл ее, рассмотрел странный набор букв. У бездомных не всегда было в порядке со здравым смыслом, но даже если и так, зачем убитой понадобилось вырезать эти буквы – С, Б, Л, К и М? Перевернув шкатулку, Гамаш опять увидел буквы, приклеенные к низу: КЛМ Б.

Может быть, буква С просто отклеилась? А прежде находилась в пробеле между М и Б.

Гамаш взял отчет судмедэксперта. Эль была задушена. В крови обнаружен алкоголь, медики также подозревают у жертвы хронический алкоголизм. Наркотиков не выявлено. Конечно, кровоподтеки на шее.

Кому понадобилось убивать бродяжку?

Убийца тоже наверняка был бродягой. Представители этой субкультуры, как и любой другой, взаимодействовали главным образом между собой. Простому прохожему и в голову бы не пришло убить Эль.

Он раскрыл конверт с фотографиями с места преступления. Лицо у убитой было грязное и удивленное. Ноги вывернуты носками наружу и обмотаны слоями одежды и газетами. Он опустил фотографии и заглянул в коробку. Они лежали там. Пожелтевшие газетные листы, некоторые поновее, в форме ног, рук и туловища Эль, словно части расчлененного призрака.

Там были фотографии грязных рук Эль, ее неимоверных ногтей. Длинных, скрученных, с бог знает какой грязью под ними. Впрочем, знал об это не только Бог, но теперь и коронер. Гамаш посмотрел отчет. Грязь. Еда. Экскременты.

На одной руке обнаружена кровь, судя по отчету – ее собственная, и несколько свежих порезов в центре ладони, словно стигма. Тот, кто убил Эль, запачкался ее кровью. Даже если он постирал одежду, следы ДНК все равно остались. Кровь в наши дни не отмоешь.

Гамаш сделал заметку в блокноте и обратился к последней фотографии. Обнаженная Эль на холодном прозекторском столе. Он смотрел на нее несколько секунд, спрашивая себя, когда же он наконец привыкнет к зрелищу мертвых тел. Убийство все еще потрясало его.

Он взял увеличительное стекло и медленно осмотрел тело. Искал буквы. Не было ли на ее теле начертано тем или иным способом КЛМ и Б? Может быть, эти буквы были каким-то ее навязчивым талисманом? Некоторые сумасшедшие изрисовывали свои тела и дома распятиями, чтобы отпугнуть зло. Может быть, эти буквы были распятием Эль.

Гамаш опустил увеличительное стекло. Ее тело, хотя и свободное от букв, было покрыто слоем грязи, копившейся годами. Даже баня или душ, доступ к которым она получала изредка в Благотворительной миссии, не могли смыть эту грязь. Она впиталась в кожу, как татуировка, и была не менее красноречива, чем стихотворение Зардо.

Я понимаю. Ни руки подать,

ни поделиться хлебом, или пледом,

что защищает тебя от холода,

иль добрым словом не можешь ты.

Бог знает: для жизни нужно мало.

И все это тебе необходимо[54].

Доброе слово. Это напомнило ему кое о чем еще. Кри. Как и Эль, ей требовалось доброе слово. Она наверняка выпрашивала его, как Эль выпрашивала кусок хлеба.

Грязь на теле Эль говорила о ее внешней жизни, но молчала о том, что происходило внутри, под слоями зловонной одежды, грязи и кожи, усохшей от пьянства. Глядя на фотографию тела, лежащего на столе в прозекторской, Гамаш спрашивал себя, о чем думала и что чувствовала эта женщина. Гамаш понимал, что все это, вероятно, умерло вместе с ней. Понимал, что, возможно, узнает ее имя, возможно, даже найдет убийцу, но вот ее он не найдет никогда. Эта женщина была потеряна много лет назад.

Как Кри, только гораздо раньше.

И тут Гамаш увидел его. Маленькое пятнышко, выделяющееся на теле. Оно было темным и круглым. И слишком правильной формы, чтобы допустить, что это грязь. И находилось оно на ее груди.

Он снова взял увеличительное стекло и некоторое время разглядывал его. Он хотел убедиться. И когда отложил стекло, все сомнения остались позади.

Он вернулся к уже просмотренным фотографиям, его внимание в особенности привлекла одна из них. Потом он просмотрел содержимое коробки с вещдоками в поисках одного маленького предмета. Чего-то такого, что легко было упустить из виду. Но его там не было.

Гамаш аккуратно сложил все в коробку и поставил ее у двери. Вернулся в свое теплое кресло у огня и несколько минут сидел, глядя на читающую Рейн-Мари. Губы ее чуть двигались время от времени, брови то поднимались, то опускались. Другой бы этого и не заметил – только он, который так хорошо знал ее.

Потом он взял «Клеймите беспокойство» и начал читать.

Глава четырнадцатая

Жан Ги Бовуар взял кружку четверного кофе, обхватил ее ладонями, чтобы согреть пальцы. Дрова в громадной черной плите в центре комнаты пылали вовсю, но пока нагреть помещение так толком и не удалось.

Было десять утра, падал снежок, и со времени убийства прошли почти ровно сутки. Команда Гамаша собралась в оперативном штабе в Трех Соснах. Штаб им приходилось делить с большой красной пожарной машиной. Белые стены над обитым темными деревянными панелями низом стен были увешаны крупномасштабными картами района, диаграммами, разъясняющими разные стратегии пожаротушения, и громадным плакатом в честь лауреатов литературной премии генерал-губернатора.

Здесь размещалась добровольная пожарная часть Трех Сосен, которой руководила Рут Зардо.

– Tabernacle[55]. Старая карга, впавшая в маразм. Она не позволяет нам выкатить это. – Бовуар большим пальцем указал на пожарную машину, занимавшую половину помещения.

– Мадам Зардо объяснила, почему она возражает? – спросил Гамаш.

– Да наговорила там что-то: машина, мол, не должна замерзнуть, чтобы быть готовой, если случится пожар, – ответил Бовуар. – Я спросил у нее, когда тут случился последний пожар. А она ответила, что эта информация засекречена. Засекречена? С каких это пор пожары у нас засекречены?

– Давайте начнем, – сказал Гамаш. – Кто докладывает первым?

Он сидел во главе стола, одетый в рубашку с галстуком и свитер овечьей шерсти с круглым вырезом под твидовым пиджаком. Он держал авторучку, но записей почти не делал. Техническая бригада устанавливала телефоны, факсы и компьютеры, расставляла письменные столы, развешивала доски, выгружала оборудование. Но Гамаш ничего этого не слышал. Он полностью сосредоточился на докладах.