Читать книгу "Партнер для танго - Вера Копейко"

— Вот спасибо. — Он улыбнулся, насколько мог, благодарно.

Она тоже, как улыбалась страусу на фотографии. Антон попятился, словно испугался — протянет руки и обнимет его за шею.

Антон бродил по солнечному дню, в котором чего только не было. Он следил за поросячьими бегами, пожалев, что не поставил на самого тощего, который прискакал — именно так, а не прибежал — первым. Осмотрел косматых овец с ягнятами, но при всем при том везде искал ее лицо.

Не было. Не нашел ее нигде, даже в павильоне легкой промышленности. Смешно было надеяться. Он не знает — хозяйка она, художница или вязальщица? Вязальщица, наверняка.

Кто же еще мог повязать его вот так, даже не сказав своего имени?

20

Кирилл долго ждал Ирину, сидя в машине. Он разложил карту Москвы на коленях, пытаясь найти самый беспробочный маршрут от Никитских ворот в Марьино. Он все еще плохо знал Москву, потел за рулем так сильно, что по приезде домой сразу вставал под душ. Но ничего, успокаивал он себя, преодолеем и это.

Ирина всякий раз предлагала сесть за руль, чтобы провезти его по городу. Она давно научилась водить машину. Москва — ее дом. Московские улицы — коридоры. Ей ловко и уютно даже в самом забитом переулке. Но Кирилл хотел сам.

— Ну как? Победа? — Кирилл сложил карту и сунул в «бардачок».

— Да нет, — ответила она, усаживаясь рядом. — Не существует такой формулы, и у этих тоже.

— Брось. — Он даже покраснел от неудовольствия. — Значит, ты не смогла договориться.

Ирина разозлилась:

— Иди сходи сам. Хоть сейчас. Могу проводить.

Он молчал.

— Ученые работают. Они говорят, что от смеха давятся, когда читают рапорты: ура, нашли! Есть формула скорости старения!

— Ладно. Я все понял. У тебя агрессивное настроение, — отчетливо и громко заявил он.

Кирилл надулся, Ирина видела это по его бороде, которая под углом тридцать градусов воткнулась в грудь. Она с неодобрением оглядела его толстовку неряшливого грязно-серого цвета. Он сам ее купил, Ирина терпеть не могла эту вещь.

Но, одернула она себя, в последнее время она много чего не могла терпеть. Дело, видимо, не только в толстовке.

Да, конечно, она не любит этого человека так, как хотелось бы. Но сможет ли она вообще любить по-другому? Ей хорошо с ним в постели, во всех четырех домах, сказала она ему однажды. А он истолковал по-своему. «Хочешь сказать, это приятно, когда не один, а четыре?» Намекая, что он везде разный…

Но влечение тела — не влечение души. А выйдя замуж, не проведешь пятьдесят лет в постели, на которые подписываешься, вступая в брак.

Ирина решила молчать, чтобы не нарваться на неприятности. Но когда не хочешь нарваться, только подумаешь о них, они сами на тебя накатят.

Это был не обычный день, а первый после перевода часов на зимнее время. Похоже, в голове людей часы шли по-прежнему и на дороге возник хаос.

Они продвигались по миллиметру, пытаясь повернуть на Бульварное кольцо. Но время шло, мотор работал, а Кириллова черная «Витара» застряла. Перед ними краснели задние фонари белой «девятки». Ирина посмотрела на часы. Они сидели в машине уже четвертый час, почти молча.

Кирилл дернулся, вкатил на тротуар, прицелился бампером в бок девятки, вытесняя ее на встречную полосу.

Женщина, рулившая машиной, не смотрела в его сторону, но не уступала ни сантиметра.

Ирина вскинула руки, будто хотела избавить себя от громкого скрежета металла, который, как ей казалось, вот-вот раздастся.

— Что ты делаешь! Что ты делаешь! — закричала она. — Зачем?

— Ненавижу баб, — цедил Кирилл, — за рулем. — Он еще ближе подталкивал бампер к белому боку. — Прочь с дороги, вы, стервы…

Ирина почувствовала, как сердце подскочило к горлу, а жар захлестнул все тело.

— Хватит, — прошипела она. — С меня хватит. Всего достаточно. Прекрати!

Кирилл не слышал ее. Его глаза не мигали, напряглись желваки на щеке, обращенной к ней, косточки пальцев побелели.

Поток замер. Все стояли. Он тоже.

Женщина в «девятке» опустила стекло.

— Вас слепит свет моих задних фонарей? Хотите впереди меня? — Ее голос звучал спокойно и насмешливо. — Могу погасить, но вперед не пущу, джентльмен. — Потом перегнулась через сиденье и уже другим голосом сказала: — Ты понял, козел бородатый?

Стекло поднялось. Поток дрогнул, она рванула вперед. Кирилл замешкался секунду, потом заорал:

— Сука!

Он выскочил из машины и помчался за ней. Поток снова встал. Он подбежал к замершей машине, кулаками забарабанил по задней двери.

Поток дрогнул, белая «девятка» укатила вперед. Кириллу сигналили, Ирина заткнула уши, чтобы не слышать слов, которые сыпались на дорогу. А он стоял среди красных и желтых углей. Как будто ему готовили костер, на котором предстояло сгореть…

Внезапно она увидела все. Его, себя… Ирина схватила сумку, открыла дверцу и выскочила из машины. Перед ней возникла арка большого дома. Она вошла в нее.

От него.

Ирина не смотрела, как он сядет в машину, как тронется. Она бежала дворами, потом обнаружила себя на Тверской. Он позвонил на мобильник.

— Смоталась? Да? Ну и черт с тобой, предательница. Ты еще пожалеешь.

Она засмеялась. Как же. Она, может быть, именно этого случая и ждала.

Ирина вошла в метро и почувствовала, как легко и свободно дышится в густой многолюдной толпе. Какие разные лица, фигуры, куртки, шапки.

Навстречу ей шел человек-дом. Огромный, он спустился с эскалатора и вплыл в перронную толпу. Он не слился с ней, он выделялся в ней — спокойный и довольный. Будто сидел дома и пил чай. Он и сейчас пил — подносил к губам бутылочку с соком. Из ушей тянулись проводки к плееру, слишком тонкие для его тела. Что он слушал? Вряд ли музыку. Такие дядьки любят, когда им читают книжки, детективы, например. Как успокоительно смотреть на него.

Ирине захотелось пить. Скоро, скоро она приедет на Ленинский, у матери в холодильнике есть все. Потом наденет наушники…

Внезапно сердце сжалось. Она позавидовала этому незнакомцу. Так держится человек, у которого легко на душе. А у нее? Уйти от Кирилла — значит оставить в прошлом все, что было. Еще полчаса назад — было. Как у всех. Мужчина, дом, дело. А теперь — никого и ничего.

Начинай сначала!

Она быстро шла по длинному подземному переходу, в котором пахло влажной затхлостью. Из угла, где пристроился уличный певец, до нее долетело:

— «Я ваш ра-аб, но не ставьте меня на колени».

Она вздрогнула. Она что — тоже раб? Взбунтовавшийся, да? Но не слишком ли часто ее начали ставить на колени? Не в буквальном смысле, но по сути.