Читать книгу "Леди Л. - Ромен Гари"

Он умолк, опустошил еще один бокал хереса, обернулся, явно напуганный тем, что сказал и сделал. Леди Л. быстро соображала. К полному отсутствию страха примешивалось ощущение радостного нетерпения, почти восторга: она вновь увидит наконец Армана, все остальное – суета.

– Это был поистине восхитительный момент, Перси. Я вдруг решила, что все мне будет наконец возвращено. Мы вместе отправимся в Сорренто, или Неаполь, или, может быть, еще дальше, в Стамбул, о котором так красочно рассказывал мне во время одного из ужинов наш посол в Турции. В каике на Босфоре, с Арманом, можете вы представить что-нибудь более упоительное! В моем нынешнем положении я могла дать ему все, окружить его такой роскошью, какую только можно себе вообразить, могла содержать его так, как он того заслуживал, обеспечить ему достойное существование. Разумеется, я хорошо знала, что время от времени придется кого-нибудь убивать – из-за моих связей я бы все-таки предпочла, чтобы это был президент республики, а не король, – придется иногда прерываться, чтобы взорвать мост или пустить под откос поезд, но и это тоже было роскошью, какую я теперь могла себе позволить, ничем особенно не рискуя: никому и в голову не пришло бы подозревать меня. Я на него еще немного дулась: забыть восемь лет одиночества, на которые он меня обрек, было нелегко; воистину, он поступил со мной жестоко, и вы можете, если хотите, обвинить меня в легкомыслии и слабоволии, но я была готова все простить. Сквозь робкие и сбивчивые фразы Громова мне ясно виделись приказы Армана: речь шла о том, чтобы обобрать весь Лондон, лишив его драгоценностей, и мне поручалось составить список гостей. Я словно услышала ироничный голос Дики, нашептывающий мне НА ухо: «Итак, учитывая, что выбора у нас нет, попытаемся хотя бы немного поразвлечься…»

Из концертного зала продолжали доноситься отголоски Скарлатти. Подвыпивший Громов покачивал в такт музыки головой и размахивал своим бокалом. Затем музыка смолкла, и грянули аплодисменты.

– Вы говорите, их двое?

– Двое. Один – высокий.» очень известный человек, другой – совсем низенький ирландец с кривой шеей. Их было трое, но один умер в тюрьме…

– Бедняга, – сказала Леди Л. – Что ж, все это очень интересно. Передайте им, что я подумаю. Жду вас здесь на следующей неделе. Войдете через дверь, не прячась, да оденьтесь получше. Держите…

Она сняла с пальца кольцо и протянула ему.

Он поставил пустой бокал на столик, поклонился и направился к окну. У него было плоскостопие. Перед тем как выйти, он обернулся, вздохнул и вдруг посочувствовал сам себе:

– Бедняга Громов! Никогда он не выходит через дверь, всегда через окно и всегда в темноту!

Сказав это, он исчез.

Леди Л. откинула голову. В гостиной возобновилась музыка, издалека доносились аккорды Шумана. Легкая улыбка скользнула по ее губам, а ее полуприкрытые глаза смотрели на розу из красного тюля, которую она держала в руке.

Глава XII

Поэт-Лауреат сидел, выпрямившись, в викторианском кресле, расшитом великолепным орнаментом с изображением львов, щенков, ланей и голубей, умильно перемешанных в уютной неге земного рая. Сэр Перси никогда раньше не заходил внутрь летнего павильона и сейчас бросал по сторонам опасливые, слегка осуждающие взгляды. Здесь царила крайне неприятная атмосфера. Стояла, к примеру, большая, просто до неприличия огромная, отделанная позолотой кровать – восточная, благоухавшая гаремом, с висевшим над ней балдахином и, главное, зеркалом, которому там было совсем не место. Он старался не смотреть на нее, но проклятое ложе буквально кололо глаза, а зеркало даже как будто цинично ухмылялось. Впрочем, все здесь отдавало сомнительным вкусом, место выглядело странно, даже непристойно. Повсюду висели портреты усатых и бородатых воинов, очевидно турок, склонившихся над изнемогающими пленниками, русские иконы, на которых нарисованные углем черты угрюмого молодого человека необычайной красоты заменили лица святых, маски, наргиле, испанское платье другой эпохи на манекене из ивы, несметное количество мягких подушек, а также любопытная ширма, полностью изготовленная из игральных карт: сотни склеенных между собой пиковых дам как бы сверлили вас мрачным взглядом, полным зловещих предзнаменований. Повсюду были также морды ручных животных Леди Л., непочтительно изображенные поверх человеческих лиц на фамильных портретах Лорда Л. Собаки, кошки, обезьянки, попугаи в костюмах придворных гордо взирали на сэра Перси Родинера с высоты своих позолоченных рам. Это было любимым времяпрепровождением Леди Л.: не раз он видел, как она проводила целые часы, рисуя только что издохшего щенка на физиономии какого-нибудь выдающегося предка своего супруга. Кошки в доспехах, кошки верхом на лошадях в мундирах бенгальских уланов, кошки в адмиральской форме на капитанских мостиках в Трафальгарском сражении, наблюдающие за неприятельским флотом в подзорную трубу, козы в мундирах и меховых шапках гвардейцев-гренадеров, гордо держащие пожелтевшие пергаменты, на которых еще можно было различить благородный девиз «Я не уступлю», величественные попугаи с важными чертами прабабушек, ангельские головки приплода котят, нарисованные на фотографии группы ее внуков рядом с няней, превращенной в мартышку, и великолепный черный кот, представленный в чрезвычайно дерзкой позе, на коне, сабля наголо, крепко сжимающий своим сладострастно изогнутым хвостом знамя одного из самых прославленных полков Ее Величества.

– А вот это, – заметила Леди Л., – моя любовь Тротто ведет в атаку легкую кавалерийскую бригаду в Крыму. Знаете, это один из самых славных эпизодов нашей истории.

Сэр Перси бросил на нее осуждающий взгляд. Леди Л. сидела в высоком кресле перуанского барокко, отделанном пурпуром и позолотой; верх спинки имел форму львиной морды, а подлокотники оканчивались когтистыми лапами. Она выглядела немного взволнованной, как всегда, когда воскрешала в памяти кого-нибудь из своих дорогих усопших. Поэт-Лауреат вращал головой по сторонам с суровым видом храбреца, он был настороже. Ему никак не удавалось справиться с ощущением опасности, скрытой угрозы. В атмосфере домика было что-то гнетущее, чуть зловещее. Отчасти это, наверное, можно было объяснить нехваткой свежего воздуха, так что отчетливо ощущалось физическое присутствие и старчески сухой запах каждого покрытого слоем пыли предмета, каждого лоскута ткани, каждого куска дерева; ставни были закрыты, и тусклый свет, которому удавалось проникнуть внутрь, только подчеркивал необычность комнаты и странность загромождавших ее предметов. Мысль о некой затаившейся опасности казалась совершенно нелепой, и тем не менее отвергнуть ее было трудно. Сэр Перси Родинер вдруг задался вопросом, не использовали ли друзья-анархисты Леди Л. этот павильон для хранения бомб. Место для этого было самое подходящее: взрывчатку можно было спрятать где угодно – в занзибарском шкафу, инкрустированном слоновой костью и перламутром, или же в черном и приземистом, обитом медью сейфе, который Глендейл привез из одного из своих путешествий по Востоку – банкиры Мадраса имели обыкновение хранить в таких свое золото.

– Ясно, – проворчал он, пытаясь скрыть растущее чувство тревоги. – И что же вы сделали потом?